Щенки-медвежатники

Андрей замялся.

– Когда как.

Любаша перешла на полушепот:

– Извини за беспорядок. Не успеваю прибраться. Поэтому от меня и мужья уходят. Я им говорю: порядок в доме – враг жизни. Они не понимают. Думают, я шучу. А ты бы понял?

Андрей пожал плечами.

Любаша вынула из сумки припасы и мигом накрыла на стол. Потом скрылась за ширмой и вышла оттуда в цветастом халате. Она волновалась, но голос ее звучал покровительственно.

– Ты чего такой неразговорчивый? Почему вино не наливаешь? Поухаживай хоть немного.

Андрей трясущейся рукой налил в стаканы вино. Любаша нервно курила и с улыбкой за ним наблюдала.

– За что пьем? Давай за тебя. Чтобы тебе всегда везло. Чтобы от девок отбоя не было. Чтоб ты чего-нибудь сказал. Что у меня, к примеру, ноги не кривые. Они у меня ничего, правда? Я вообще еще ничего, ага?

Андрей согласно кивнул.

– Молодец, – сказала Любаша. – Правильно себя ведешь. Ждешь, когда добыча сама в руки к тебе прыгнет? Ладно уж, иди сюда.

Не дожидаясь, встала и подошла к Андрею вплотную. Ее грудь оказалась на уровне его губ.

– Ну что же ты? Снимай! Да не спереди, а сзади. Не бойся, не укушу. Вот так, смелее!

Андрей довольно быстро сообразил, как расстегивается лифчик, и справился с ним. Мама родная, сколько всего вывалилось. Андрей уткнулся в большие мягкие груши. Любаша задышала неровно.

– Тебе они нравятся?

Андрей закивал головой.

– Тогда целуй. Да не так, а как будто ешь. Только не надо зубами, откусишь.

Чем больше она распалялась, тем Андрей становился спокойней. Сердце колотилось все ровней. Любаша потянула его за ширму.

– Иди сюда.

Они упали в постель. Любаша одним движением стащила с Андрея брюки. А он не знал, что делать с ее корсетом. Она сама расстегнула свою сбрую. Ее тело поползло во все стороны, как тесто из кастрюли. Андрей успокоился еще больше. Хотя желание никуда не делось. Он только не знал, как попасть куда следует. Но ему не пришлось тыкаться на ощупь. Любаша взяла все в свои руки. Через какое-то время тело Андрея будто пронзило молнией. Он корчился в судорогах, познавая потрясающее из ощущений. Только радость открытия тут же сменилась слабостью и опустошением. Но Любаша не отпускала его, дразнила развитыми мышцами. И через минуту Андрей снова готов был пронзать ее до позвоночника. Скоро он потерял счет извержениям своего вулкана.

– У тебя будет много баб. Многих ты забудешь. Но меня будешь помнить всю жизнь, – сказала Любаша, когда они совсем упарились и решили передохнуть.

Андрей молчал.

– Ты когда-нибудь купишь мне цветы? – прошептала Любаша. – Все-таки я первая твоя женщина.

– Куплю, – пообещал Андрей, прикуривая сигарету.

Любаша махнула рукой.

– Врешь! Я у тебя на раз. Будешь домогаться своей немочки.

Андрей удивился, как тонко вычисляет его Любаша. Действительно, мстительное чувство к Кате испарилось. Лежа с горой теста, он мечтал сейчас о тонкой фигуре немочки.

– Дай затянуться, – буднично попросила Любаша. Потом сказала: – Мой тебе совет. Будь всегда такой, как сейчас: ленивый и неторопливый. Все бабы будут твои.

– А кто живет за стенкой? – повинуясь внезапной догадке, спросил Андрей.

– Зван с матерью, – спокойно отозвалась Любаша.

– Ты и у него была первой?

– Он меня кайфовочкой звал. А ты что, ревнуешь?

Андрей рассмеялся.

– Оказывается, мы почти родственники.

– А вы правда чем-то похожи, – сказала Любаша. – Только он по натуре начальник. В школе старостой класса был. В самодеятельности выступал, пел. У него ж отец – артист. Приехал сюда на гастроли, заделал его и укатил.

– Зван злится на отца?

– Не то слово. Зван понимает, что у него в каждом городе то ли брат, то ли сестра. Он своего папашку осеменителем зовет. Ну что мы все не о том? Гаси сигарету, иди сюда, – маняще прошептала она.

И вдруг замерла, насторожилась, вскочила с постели, подбежала к окну, посмотрела в щель между шторами и запричитала:

– Батюшки, что делается! Быстро одевайся!

Андрея как ветром сдуло с постели. Но он никак не мог найти свои штаны. Любаша нашла.

– Вот, надевай.

Они выскочили из дома и обомлели: перед Дунькиным клубом при свете фар шла битва. Слободские с матюгами и воплями отражали чей-то натиск. На рукавах у нападающих были белые повязки. В руках – метровые арматурины. Обычное оружие слободских теперь било по ним самим. Людей в повязках было не меньше сотни, в основном не пацаны, а взрослые мужики.

– Это чечены, – сдавленно проговорила Любаша. – Не выходи из темноты, – предупредила она Андрея.

Показалась белая «Волга». Машина остановилась рядом с домом, где жила Любаша. Из нее вышел Адам. Он что-то говорил своим по-чеченски. Потом вполголоса сказал по-русски:

– Они хотели войны – они ее получили. Война нам только в кайф. Облейте этот гадюшник бензином и сожгите, – приказал он кому-то.

Через несколько минут Дунькин клуб был объят пламенем.

– Давайте по машинам, – скомандовал Адам.

Центровые растворились в темноте. Стали слышны стоны и ругательства слободских. Кто-то вызвал «скорую помощь» и пожарных. Фары высветили место битвы. Одних только лежавших без движения было не меньше полусотни.

Любашу била нервная дрожь. Она сказала сквозь слезы: