– Давно хочу тебя спросить. У меня в детстве не заводились вши?
– Какие вши? Что ты выдумываешь? Не было у тебя никаких вшей, – возмутилась мать.
– Тогда зачем отец брил мне летом голову?
– Не отец, а папа, – поправила мать.
– Ну, папа, – согласился Андрей.
Отец не любил отвечать на вопросы сына. Это его унижало. Но он все же ответил:
– Я брил твою голову, чтобы волосы лучше росли.
– Разве они росли плохо?
– Чтобы росли еще лучше.
Андрей спросил:
– Вы помните, каждый раз, когда отец брал в руки бритву, я вырывался, плакал, просил не брить меня.
– Ну помним. И что? – спросила мать.
– Несмотря на это, отец все-таки брил меня. Зачем?
– Ты что, издеваешься? Тебе уже сказано: чтобы волосы росли лучше!
– Но я же просил не делать этого. Надо мной смеялись.
Отец сузил глаза.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я был твоим зэком, папа. Теперь мой срок кончился.
Отец задохнулся от гнева.
– Тогда иди на все четыре стороны и живи самостоятельно.
– Значит, этот дом – не мой?
– Он твой до тех пор, пока ты признаешь меня, твоего отца.
– Значит, жить самостоятельно в этом доме я не могу?
– Даже не мечтай.
Проснулся Славик. Родители свернули скандал и скрылись за дверью. Отец позавтракал и ушел на работу. Мать тихонько спросила Андрея:
– Неужели снова уйдешь?
– А что мне остается?
– Куда? Снова к этому алкашу?
– В пампасы.
– Куда? – не поняла мать.
– Построю шалаш на берегу Иртыша.
– А когда станет холодно?
– Мир не без добрых людей. Кто-нибудь приютит.
– Тюрьма тебя приютит.
– Тюрьма так тюрьма. Мне не привыкать.
– Школа для тебя – тюрьма, родной дом – тюрьма. Что ты себе напридумывал? Не дури. Пожалей хоть меня, – взмолилась мать. – Ведь я из-за тебя сошлась с отцом.
– А кто тебя просил? Лучше б ты просто забрала меня.
– Как ты стал разговаривать! – с обидой воскликнула Анна Сергеевна.
Андрей промолчал. Неожиданно ему в голову пришла взрослая мысль. Он подумал, что мать любила и любит его так, как умеет. И отец, скорее всего, тоже по-своему любит. И без толку желать или тем более требовать от них чего-то другого.
– Я не уйду при одном условии, – сказал Андрей. – Если отец оставит меня в покое. Я сам найду себе работу, которая мне понравится.
Мать облегченно вздохнула.
– Хорошо, я поговорю с ним.
В первой половине дня Димка, как всегда, был дома. Он отсыпался, потом долго лежал в ванне. Потом слонялся по квартире в халате, слушал пластинки, делал укладку волос с бриолином и полировал ногти. Димка был всем пижонам пижон. Генка смотрел на него с завистью и благоговением.
Димка сидел в кресле, а Генка и незнакомый парень-фарцовщик вынимали из больших сумок модное тряпье, в основном инострань: зауженные брюки, твидовые пиджаки, цветастые рубашки, узкие галстуки, белые носки и писк моды – узконосые туфли, прозванные мокасинами.
Кое-что Димка отобрал для себя. Андрей, Генка и Мишка не посмели возражать. Им вполне хватало того, что осталось.
Балдеж с примеркой продолжался не меньше часа. Ребят не волновало, что почем. Получив сполна бабки, фарцовщик стерся, а друганы принялись обсуждать насущные вопросы жизни.
Димка поделился некоторыми наблюдениями. Оказывается, Адам и Катя пробыли в кабаке не больше двух часов, а потом уехали. Причем Катя как-то уж слишком часто смеялась.
– Давай сменим пластинку, – попросил Андрей. Ему была неприятна эта тема.
Димка налил в рюмки коньяк и сказал:
– Слышали, в нашем Зажопинске завелись медвежатники? В гороно взломали сейф.
– Почему в гороно? – изображая удивление, спросил Андрей.
– Там были бабки, приличная сумма, – объяснил Димка. – Что-то около двадцати кусков.
– Что за ерунда! – вырвалось у Генки. – Откуда такие сведения?
– Сведения из надежных источников, – важно произнес Димка, разливая по чашкам кофе.
Его рука замерла. Он с удивлением посмотрел сначала на Генку, потом на Мишку, потом на Андрея. Он все понял. Закончив разливать кофе, уселся в кресло.
– Мальчуганы, так это вы сработали?
Ребята беззвучно смеялись.
– А я-то думаю, откуда у мальчуганов такие бабки? Ну вы даете! Так вы взяли меньше?
– Там было около шести кусков, – сказал Андрей.
Димка хмыкнул.
– Значит, бабки лежали еще где-то. Вы взяли шесть тысяч, а кто-то зажухал четырнадцать. Скорее всего, сам заведующий вместе с бухгалтером. Ай да педагоги!
– Суки! – подытожил Мишка.
Димка сочувственно вздохнул.
– Это вам урок, мальчуганы. Хотя что я говорю. Не увлекались бы вы этим делом. Посодют ведь. – Помолчал и добавил: – Между прочим, мы играем на выпускном вечере в вашей школе.
– Мы придем, – сказал Мишка.
– Ну вы даете! – удивился Димка. – И охота вам позориться?
– Охота.
– Вы играете «Школьный вальс»? – спросил Андрей.
– Мы что хочешь сыграем, – сказал Димка. – Но этот вальс нам запретили. Вызывает грустные ассоциации.
Выпускники и родители потоком входили в школу. Все нарядные, возбужденные. У входа дежурили члены комсомольской дружины во главе с Толяном. Директор велел им не пускать чужих. Боялся, что придет хулиганье и устроит драку. Толян загородил собой двери.
– Извини, Андрюха, не пущу. Неужели не понимаешь? Мне могут аттестат не выдать!
– Все тебе выдадут, – успокоил Андрей.
Толян покачал головой: