Щенки Земли

Папа выглядел таким подавленным и разбитым, что наверняка не осознавал большей части того, что происходило вокруг. Он знал то, чего не знал ни один из нас, – Господа предъявили Дингам ультиматум и дали всего один день отсрочки. Они решили, что челове­честву не следует доверять ведение собственных дел. Поэтому все люди подлежат размеще­нию в питомниках, больше не будет различия между Дингами и любимцами. Верховного Катода эта угроза повергла в панику, и, несмотря на возражения и мольбы Папы, он постано­вил, что нынче вечером Динги пустят в ход свой последний козырь.

Козырь Дингов – как Папа знал, но остальные, вероятно, нет – не стоил даже истертого пятицентовика. Все, что у них было, – атомные бомбы.

То ли потому, что Бруно был знаком с контролером, то ли потому, что с нами был Папа, не могу сказать, но всего лишь входные билеты позволили нам занять места у самых канатов ринга. Заполнявшая дымное помещение крытого стадиона толпа выглядела громадным стадом овец, выведенных на шумный парад, но предварительно напичканных транквилизаторами. Одна женщина возле нас (и я уверен, что это была та самая, что целовала меня в Дулуте и про­клинала на виселице) кричала: «Убей его! Убей этого за!..» А ведь бой еще не начался!

Звякнул гонг. Два человека, почти совершенно голых, не считая цветных трусов, стали подступать друг к другу, в нервном ритме двигая руками и осторожно кружа один возле дру­гого. Тот, что был в красных трусах, сделал вид, будто бьет второго левой рукой в живот. Его правый кулак почти тотчас устремился прямо в лицо соперника. Когда голый кулак дос­тиг цели, раздался хруст, рассеченная скула обагрилась кровью, и толпа завопила.

Кровь хлестала и из носа этого человека. Я отвел взгляд. Бруно же присоединил свой рев к общему гаму, Роки впилась в меня взглядом, с наслаждением наблюдая, как я бледнею и вздрагиваю. Папа, казалось, скучал, а Жюли зажмурилась и не собиралась открывать глаза. Я поступил было точно так же, но когда услыхал новый хруст и последовавший за ним гро­хот рухнувшего на помост тела, любопытство взяло верх над моими более тонкими чувства­ми и я снова взглянул на ринг. Человек в красных трусах лежал на спине, его лишенное како­го бы то ни было выражения лицо находилось в нескольких сантиметрах от моего. Кровь хлестала из его носа, заполняя глазные впадины. Роки визжала от удовольствия, но Бруно, чувства которого были на стороне поверженного бойца в красных трусах, кричал:

– Вставай, ты, бездельник!

Я поднялся с места, пробормотал извинения и выбрался из манежа на свежий воздух, где аккуратно освободился от подступавшей рвоты прямо перед живой изгородью, которая отделяла Учебный манеж от парка. Хотя я и чувствовал слабость, не сомневался, что в обмо­рок не упаду. Привитый Господами условный рефлекс давал слабину!

Начинавшийся за изгородью парк зарос сорняком. Сквозь по-летнему густую зелень я разглядел яркий блеск освещенной луной воды. Холм спускался к пруду.

Внизу, у самой кромки воды, шум стадиона был едва слышен и смягчался другими ночными звуками: кваканьем лягушек, шелестом тополиной листвы, плеском воды. Покой и земная благодать.

Полная луна сияла над головой, словно эхо тысяч поэм всех земных поэтов, которые эпоха за эпохой черпали у нее огонь своего вдохновения. Она оставила их, позабытых исто­рией, оставит в свое время и меня. Такова суть вещей, думал я. Листьям положено падать осенью, снегу – зимой. Травы возрождаются весной, но лето коротко.

И я осознавал, что принадлежу Земле, и душа моя наполнялась ощущением счастья. Момент был совсем неподходящим для счастья – но оно было. Жюли и луна были его части­цами; ими были и кваканье лягушек, тополя, стадион; Папа, циничный, озабоченный, даже сломленный; отчасти и Бруно с Роксаной, может быть, лишь потому, что они полны жизни. Все это соединилось в моем сознании с воспоминаниями о фермерском доме, и мне показа­лось, что я ощутил запах гниющих в траве яблок.

Небо становилось все ярче и ярче. Луна… Но в луне ли дело? Облако тумана собралось над прудом, оно светилось… Его свечение усиливалось, пока полная луна не потерялась в нем.

Сеть Сворки сомкнулась над моим разумом, и возникший в нем голос ласково промур­лыкал:

– Белый Клык, хороший мальчик! Теперь все в порядке. Мы услыхали твой зов…

(Но я не звал! Я просто почувствовал себя счастливым!) …и вот я здесь. Твой Господин вернулся наконец за тобой.

И я вскрикнул, как от обыкновенной боли. Быть унесенным сейчас! Всего несколько дней назад я плакал от того, что во мне нет этого голоса, но сейчас – НЕТ!

– Ну, – успокаивал он, – ну полно же. Было плохо? Было очень-очень плохо? Ужасные Динги схватили тебя, но это больше не повторится. Ну полно же.