Щепа и судьба (СИ)

Как ни странно, но ее хлебосольство обратилось в первый кирпичик, на котором впоследствии выросла изрядной толщины и высоты непробиваемая стена отчуждения. Но обо всем по порядку. Тщательно пытаясь скрыть свое смущение и неловкость от выпавших на мою долю даров и подношений, торопливо опробовал все по очереди, но на душе от этого нечаянного пиршества не помягчало. Стало еще более неловко, что не могу чем-то отблагодарить ее за привезенные за много верст дары, предназначавшиеся исключительно моей скромной персоне.

Понятно, быт мой и изба, давно пережившая отпущенный ей срок, не вызывали особой уверенности в моем блестящем будущем, но и не давали повода видеть во мне одного из персонажей пролетарских классиков, рисовавших беспросветную жизнь разных там челкашей и сатиных. И хотя она напрямую не высказывала суждений на этот счет, но в глазах ее читалось если не раздражение, то осуждение всего, что для меня давно стало привычным и почти родным. Она не принимала все это! С плохо скрываемой брезгливостью брала в руки прокопченную кастрюлю с плиты, треснувшую чашку, засаленное полотенце, а садясь на диван или лавку, незаметно пробовала их на прочность.

Во мне же в ответ рождалось непонятное злорадство: если ты не принимаешь мой образ жизни, то почему я должен соглашаться с этим и без раздумий отказываться от всего, что мне близко и дорого? Да, она определенно привыкла к основательности и обустроенности быта. Согласен. Но меня вполне устраивало собственное существование, где благоустройство и стабильность несовместимы с душевными метаниями и потугами, в плену которых, сам того не желая, оказался, стоило лишь заняться избранным мной ремеслом. Тут впору задуматься, что важнее: быт или сочинительство, когда каждый оставляет за собой право выбора.

А вот уверенность движений, манера говорить моей гостьи говорили как раз об обратном. Ее ладно скроенная, налитая нерастраченной мощью и даже немалой женской силой фигура, непоколебимость интонаций, непререкаемость задуманного не оставляли места для рассуждений и каких-либо мечтаний. Такая не только коня, а целый табун остановит, не задумываясь легко закинет на плечо подвыпившего муженька и одним лишь взглядом пригвоздит его к месту… Чем больше я смотрел на нее, тем сильнее напрашивалась непонятно откуда взявшаяся ассоциация с известным символом советского государства: серпом и молотом. Кроме всего прочего в ней ощущался ни больше ни меньше как дух Афины-Победительницы, не знающей поражений и в чьей защите не нуждающейся. Такая вполне сама за себя постоит. Только одно было непонятно: какова моя роль при столь значительном образе? На Зевса или там Геракла я явно не тянул…

От радушия до равнодушия

Когда она немного освоилась и убедилась, что я перепробовал по очереди все привезенные ей продукты, то по-хозяйски уселась на лавке и поинтересовалась «над чем я работаю». Лучше бы она не произносила этой расхожей фразы! На меня она оказывала примерно такое же действие, как брошенная быку красная тряпка. Издевка, не более того. Что тут можно ответить? Пишу? Сочиняю? Но это то же самое как сказать: дышу. Или — думаю… Никому не советую задавать подобный вопрос человеку, занявшемуся сочинительством, если вы не хотите, чтоб ваши отношения тут же разладились. Видимо, она этого не знала, чем и без того усугубила довольно напряженную атмосферу, непонятным образом установившуюся меж нами.

К тому же любой, кто пожелает проникнуть в ход ваших мыслей, рискует одним неверным словом смешать их, а то и вовсе уничтожить, стереть из памяти много дней вынашиваемый замысел. Чужое вмешательство подобно радиоактивному излучению, исподволь уничтожающему все живое, оказавшееся поблизости. Уж так мы устроены и ничего с этим не поделаешь. Так что своей фразой она еще более усугубила непростую ситуацию сближения. Возникший внутри меня неосознанный протест, скрываемый до поры, зрел и неудержимо рвался наружу как пробка от шампанского. Но первые несколько часов хватило сил и терпения обуздать его и не перейти к открытому конфликту. Видимо, и она это почувствовала, потому как выражение ее лица уже к вечеру поменялось из радушно-веселого на напряженно-выжидательное, а потом и вовсе стало равнодушным и даже отчужденным, будто бы не я, а она терпит тут присутствие постороннего человека, не решаясь высказать все ему в лицо.