Щепки плахи, осколки секиры

— Мы, кажется, по ним уже давно договорились, — вкрадчиво ответил гость, скорее всего кто-то из высокопоставленных аггелов (а иначе зачем бы сюда позвали Верку). — У меня создается впечатление, Федор Алексеевич, вы что-то не договариваете.

— Впечатление, в общем-то, правильное, — сказал Плешаков и умолк, слышно было только как позвякивает посуда, передвигаемая им по столу.

— Вас что-то гнетет? — скрипнуло кресло, и за шторой раздались шаги, очевидно, гость встал, чтобы размять ноги.

— Признаться, да. В свое время мы пришли к соглашению, обязывающему обе стороны быть предельно откровенными друг с другом. Я понимаю, что до некоторой степени это лишь дань дипломатическому этикету, но тем не менее…

Гость, продолжавший прогуливаться по комнате, что-то ответил, однако Верка его слов не разобрала.

— В том-то и беда, что эту весть я услышал из чужих уст, — произнес Плешаков печально. — В том-то и беда…

— Интересно, какая же весть могла так взволновать вас? — гость вернулся к столу.

— Ну не совсем весть… а скорее тайна. Тайна, которую вы тщательно скрываете от непосвященных. И я прямо скажу — правильно делаете. Но между мной и вами тайн быть не могло. Это следует, так сказать, из буквы наших договоренностей.

— Не тяните, Федор Алексеевич. Ваше время дорого мне точно так же, как и свое собственное, — в голосе гостя проскользнуло едва заметное раздражение.

— Тогда я, с вашего позволения, вам на ушко пошепчу…

— Не доверяете, значит, своим-то, — усмехнулся гость.

— Береженого Бог бережет… Или Каин, что в наших условиях одно и то же.

Верка попыталась пересесть поближе к портьере и неловко задела собаку. Та укоризненно глянула на соседку и недовольно заворчала.

— Кто это там у вас? — сразу насторожился гость.

— Собачка, — ответил Плешаков. — Преданнейшая тварь. Из породы кастильских волкодавов.

Слышно было, как он встал и направился к алькову, в котором вместе с песиком скрывалась Верка. Портьера чуть-чуть раздвинулась, и в щель влетела жареная куриная нога. Вопрос о ее адресате можно было считать спорным, но кастильский волкодав оказался проворнее. Подачка исчезла в его пасти, словно монетка в кошельке, и даже хруста не раздалось.

— У-у, гад! — прошипела Верка, грозя собаке кулаком. — Следующая, чур, моя.

По ту сторону портьеры между тем царило молчание. Два законченных подлеца перешептывались между собой, как подружки-проказницы. Внезапно чуткая собака прянула ушами, а в большой комнате заскрежетало резко отодвигаемое кресло.

— Это чушь! — заявил гость возмущенно. — Кто вам Такое наплел?

— Возможно, вы меня не поняли! Поэтому Повторяю вслух! — произнес Плешаков голосом, каким он когда-то без помощи кнута заставлял сбиваться в кучу разбредшееся колхозное стадо. — Вы обладаете снадобьем под названием «бдолах», которое при умелом применении способно творить с человеческим организмом чудеса! Пример — ваши знаменитые рога! Произрастает бдолах в стране Эдем, доступ в которую имеют только ваши единомышленники! Поскольку наш союз зиждется на паритетных началах, я хотел бы получить некоторую часть бдолаха для нужд моего народа!

— Все? — Завывания Плешакова не только не напугали, а, похоже, даже развеселили гостя. — Ну тогда слушайте мой ответ, любезный Федор Алексеевич. Что такое бдолах, лично я не знаю. Про Эдем никогда не слышал. Наши рога — это священный знак принадлежности к роду Каина, дарованный его детям свыше. Это первое. Теперь второе. Никаких паритетных начал наш договор на самом деле не предусматривал. Не путайте свои амбиции с истинным положением вещей. Вы вместе с кучкой своих приспешников подыхали от голода и тоски в Агбишере. Если бы не помощь детей Каина, от вас бы уже и костей не осталось…

— Нет, подождите! — взвизгнул Плешаков.

— Какого хера мне ждать, курва косорылая! — и тон, и даже голос гостя изменились. — Надоел ты мне, понимаешь? Ты мои прохоря должен лизать, а не права качать!

Прежде чем портьера отлетела в сторону и Плешаков выволок Верку из алькова, она уже поняла, кто именно из аггелов почтил своим визитом резиденцию президента Отчины. И действительно, за столом, обильным, как у римского патриция, но сервированным небрежно, как в разбойничьем притоне, восседал Ламех, ныне шестое колено каиново и вождь аггелов, а в прошлом — насильник и убийца Песик, рожденный непутевой матерью в сортире Талашевского вокзала.

Верку он сразу не узнал, да и неудивительно — эта растрепанная и растерзанная, с ног до головы перепачканная кровью и одетая в рубище ведьма внешне не имела ничего общего с той миловидной кокеткой и чистюлей, которую ему приходилось несколько раз видеть в Кастилии и Будетляндии.

— Вот мой свидетель! — с бешеным торжеством заявил Плешаков, дергая Верку за руку, как куклу. — А ну-ка повтори все, что мне рассказывала!

— Зачем повторять? Для кого? Да он же сам все прекрасно понимает! — Верка свободной рукой указала на Ламеха. — Вон у него на шее мешочек висит вроде кисета! Пусть покажет! Бдолах там хранится!

— Ого! — Ламех неспешно приподнялся. — И ты тут, подстилка ватажная. Как же ты из Будетляндии живой выбралась?