ЩИТ И МЕЧ

Во время их совместной работы Дитрих сообщил Вайсу немало интересного. Рассказал, например, что все сотрудники мастерских абвера, которые раньше изготовляли фальшивые советские документы, теперь фабрикуют фальшивые немецкие документы. И в ожидании лучших времен многие сотрудники секретных служб превратятся отныне в крестьян, ремесленников, торговцев. А некоторых даже снабжают документами, подтверждающими, что люди эти побывали в плену и отпущены советским командованием специально для пропагандистской работы среди населения. Такие документы владельцы должны показывать немецкому населению и просить убежища. И если их укроют, то они обязаны собственноручно расправиться со всей приютившей их семьей. Кроме того, этим людям вменяется в обязанность выявлять тех германских военнопленных, которые действительно отпущены советским командованием на родину, с тем чтобы призывать к сопротивлению фашистам.

Дитрих спросил Вайса, разговаривал ли он о нем с кем-либо из руководства зарубежной разведывательной службы.

Вайс ответил утвердительно, так как он действительно говорил о Дитрихе с Густавом.

Дитрих произнес мечтательно:

— Я бы очень хотел оказаться сейчас в Испании: не мог же Франко забыть, какие услуги мы ему оказывали в подавлении революции. Я думаю, что Испания станет для немцев самой гостеприимной страной.

Докладывая Густаву об окончании работы, выполнявшейся по поручению Лансдорфа, Вайс счел необходимым пожаловаться на Дитриха: сказал, что, по его мнению, тот недостаточно знаком с правилами оформления подобного рода документов и мог допустить ошибки в этой спешной и вместе с тем требующей исключительного внимания работе.

Густав успокоил Вайса:

— А, плюньте! Если даже по ошибке и ликвидируют несколько эсэсовцев, невелика беда.

В следующие дни Вайс вместе с Дитрихом побывал на сборных пунктах молодежи, зачисленной в подразделения «вервольфа». И хотя у многих из этих ребят на поясах висели кинжалы, вид у них был довольно жалкий. Почти все «призывники» были пьяны, шнапс им выдавали без ограничения.

Увидев пришитую к щеке одного мальчишки пуговицу, Вайс поинтересовался, для чего это нужно. Глаза у мальчишки были заплаканны, губы дрожали от боли, но он объявил гордо:

— Я прошел высшее испытание на преданность фюреру! — И, боясь дотронуться до багровой, опухшей щеки, только указал на нее пальцем. — Можно было съесть крысу, как другие. Но я предпочел это. — Добавил доверительно: — Мы сами решили подвергнуться испытаниям. А те, кто боится пройти через испытание, становятся нашими слугами, и мы их порем, если они не слушают нас.

— Кто это «мы»? — спросил Вайс.

— Те, кого после испытаний посвятили в рыцари.

Глава 66

Германия металась, словно тифозный больной. Отступающая немецкая армия выселяла из восточных районов страны множество людей, некогда покинувших западные территории, чтобы спастись от воздушных бомбардировок.

Тысячи солдат, в прошлом рабочих, снимали с фронта и отправляли на военные заводы, а через несколько недель снова посылали на передовую.

Перебрасывали воинские части с Западного фронта на Восточный. Людей, жилища которых были разрушены бомбардировкой, гнали под конвоем нацистских функционеров в деревни и заставляли работать у фермеров только за одну еду.

Из городов выселяли тех, кто не представлял ценности для империи и не имел ценностей, чтобы кормиться с черного рынка. И на эти сотни тысяч обездоленных, бездомных семейств устраивались облавы: тотальная мобилизация, которую проводили нижние чины вермахта, сметала всех уцелевших мужчин до шестидесяти лет. Хватали и подростков и зачисляли их в подразделения «вервольфа».

Ничто не могло сломить, нарушить четкий ход гигантской чиновничьей машины нацистской Германии. В каком бы состоянии ни был человек, где бы он ни оказался, его мгновенно брали на учет, под наблюдение, подвергали насилию его волю и мысли. Всепроникающая полицейская система, облеченная в самые разнообразные формы, повсюду настигала людей.

Однажды на одной из окраинных улиц Берлина Иоганн увидел фрау Дитмар, она стояла в длинной очереди за водой. Он не сразу узнал ее. Фрау Дитмар очень сильно изменилась за эти годы — исхудала, постарела, ссутулилась. Она страшно обрадовалась, узнав его, и стала упрашивать зайти к ней в ее более чем скромное жилище. Хозяйка квартиры, жаловалась она, относится к ней и к ее сыну Фридриху как к оккупантам.

Фридриху во время бомбежки Пенемюнде оторвало обе ноги. Его отправили в берлинский госпиталь. Когда он выписался оттуда, ему, как инвалиду, предоставили возможность вселиться в чужую квартиру. Правда, комната очень скверная, даже не комната, почти чулан. Но хозяева ненавидят его за это вторжение. Ненавидят и за то, что он хоть и инвалид, а остался жив. Их же сыновья погибли на фронте.

Иоганн вошел в комнату вслед за фрау Дитмар.

Все здесь было приспособлено для существования безногого человека: низкий, с коротко обрезанными ножками стол, такие же стулья.

Фридрих неприязненно встретил Вайса, хотя некогда они переписывались.