Щит и меч

Услышав это, Вайс с изумлением уставился на Бригитту, потом с укоризной перевел взгляд на Зубова и пролепетал, что он только солдат и его дело - видеть в России врага и ничего больше.

А Зубов, будто не заметив молчаливого упрека Вайса, похвалил свою супругу:

- Просто Бригитта не боится, как некоторые, что в случае превратности судьбы советские солдаты будут вести себя на нашей территории так же, как наши ведут себя на их территории.

- И напрасно не боится, - сердито сказал Вайс, с гневом взглянув на Зубова. - Я уверен, что начнут с того, что тебя, например, обязательно выпорют за легкомыслие.

- Никогда, - запротестовала Бригитта. - Русские не применяют телесных наказаний. Ведь правда, не применяют? - обратилась она за поддержкой к Зубову.

- Но введут их специально для вашего супруга. - сердито пообещал Вайс.

Зубов только торжествующе ухмыльнулся в ответ на эти слова.

Прощаясь, Вайс негодующе спросил Зубова:

- Ты что, обалдел? Рассчитываешь на любовь до гроба?

Зубов пожал могучими плечами.

- А что, разве она не стоит того? - И тут же энергично объявил? - Я человек дисциплинированный. Но притворяться до такой степени, будто бы я и не человек вовсе, не буду. Не умею.

- Прикажу - будешь! - пообещал Иоганн. И весьма сдержанно расстался с Зубовым.

Иоганн был недоволен Зубовым: тот вел себя неосторожно до глупости; но он не мог не признаться себе, что теперь этот славный парень, ни секунды не колебавшийся, когда надо было рискнуть жизнью ради спасения товарища, увлекающийся, но чистый и верящий в людей, стал ему еще более дорог.

Он вспомнил, как Зубов, хладнокровно выходивший на ночные операции, с горечью говорил ему:

- Мы тут, прежде чем ремонтно-артиллерийские мастерские подорвать, обследовали обстановку. Наблюдал я, как немцы-рабочие на вертикально-сверлильном станке обтачивали каналы орудийных стволов. Ну, знаешь, золотые руки! Виртуозы! Уникальные мастера! И, понимаешь, пришлось весь план диверсии заново перекраивать: рванули так, чтобы никто из людей не пострадал, - между сменами. Аккуратненько, тютелька в тютельку. И получилось. А иначе рука не поднималась. - Добавил уверенно: - Я полагаю, политичеки правильно рассчитали. Хотя с точки зрения подрывного дела поставили себя в трудное положение: еле ноги унесли. А Пташеку часть щеки при взрыве оторвало. Но ничего, зато свое лицо уберегли - рабочих не искалечили. А станки - в утиль. Это верно - гробанули сильно.

Генрих как-то вскользь сказал Иоганну, что встречается с Ангеликой Бюхер.

- Тебе что, она нравится?

- Нисколько. Это психопатка, мечтающая стать героиней рейха.

- Зачем же она тебе?

- Так, чтобы испортить настроение фон Зельцу. - Заметил с насмешкой: - Этот чопорный пруссак оказался самым обыкновенным трусливым дохляком. В юности он обратился к хирургу, чтобы тот под анестезией нанес ему на лицо шрамы, и всю жизнь делает вид, будто эти шрамы - след рапиры и получил он их на дуэлях. Недавно я сказал ему, что костлявые ключицы фрейлейн Бюхер оскорбляют мои эстетические чувства. А он промолчал в ответ, словно не понял, о чем речь.

- А если бы он, недолго думая, просто пристрелил тебя за эту дерзость?

- Вот и отлично было бы, - вяло процедил Генрих. - Освободил бы от этой вонючей жизни.

Вайс подумал, что он пьян, но глаза у Генриха были как никогда трезвы, холодно пусты и безжизненно тусклы. Во время припадков уныния он обычно либо напивался до бесчувствия, либо пускался в разговоры на такие скользкие темы, что Иоганн начинал опасаться, не подвергает ли его Генрих проверке.

Вот и сейчас, пристально глядя Иоганну в глаза, Генрих спросил:

- Ты, конечно, знаком со всеми способами массового умерщвления людей? Так, может, поделишься опытом? Как коллега. Ну, не скромничай, Иоганн, не скрывай от дорогого друга своих драгоценных познаний.

- Да ну тебя к черту! - рассердился Иоганн. - Тоже нашел тему!

- А что? Весьма благородная тема для беседы двух молодых представителей великой нации будущих властителей мира. Нам ведь придется приложить еще немало усилий, чтобы достичь совершенства в этой области. Генрих пристально глядел в лицо Вайса. - Не так давно мы начинали весьма примитивно. Помню, приезжаю я как-то в лагерь. Представь себе, дождь, слякоть. Гора трупов. Их собираются сжечь на гигантском костре, разложенном в яме. Дрова сырые, горят плохо. Тогда один из приговоренных лезет в яму, зачерпывает ведром жир, натекший с других трупов, и передает ведро напарнику. Тот выливает жир на дрова, костер разгорается, и все идет отлично. И какая экономия: не надо тратить горючего! Покойники на самообслуживании - используют собственный топленый жир.

- Противно слушать, - сказал Вайс.

- А делать?

- Хоронить трупы заключенных - обязанность самих заключенных.

- А превращать их в трупы - наша обязанность? - Генрих по-прежнему не отрывал взгляда от лица Вайса.

- Война.

- В день пятидесятичетырехлетия фюрера расстреливать по пятьдесят четыре заключенных в каждом лагере - это тоже война?

- Подарок фюреру.

- Ты знаешь, как это делается?

- В общих чертах, - осторожно ответил Иоганн.