Шебеко

И в пустом, неуютном коридоре главного корпуса к нему подлетел Гена Логунов, который, как и прежде, сторожил его на экзаменах:

— Как сдал?

— Заложила «гимназистка», — в сердцах выпалил Коля. — Чтоб ей в животе было пусто… Светила мне, как и другим, хорошая оценка, а она взяла да сделала мне подножку!

— «Четверку» хоть поставил?

— Откуда? «Гимназистка», наверное, хотела меня вообще завалить… Что-то подозрительно долго она шепталась с Павлом Петровичем перед моей сдачей…

— И тебе он поставил крепкую оценку под названием «удовлетворительно»… — подхватил его мысли Гена. — Так я говорю?

— Совершенно верно. Так оно и случилось…

— Ну, ну, не унывай. Не ты первый и последний… Выживешь. Пошли в кино!

Они махнули в кино. Посмотрели старый, избитый фильм «Свинарка и пастух» и, удовлетворенные тем, что непредвиденные казусы, оказывается, бывают с другими людьми, воротилися домой, в общежитие. В парке имени Маяковского Гена вздумал было познакомиться с двумя городскими девушками, но, верно, смелости у него не хватило, поскольку он лишь махнул рукой, сказав: «Торопятся куда-то…»

На следующий день они засели, причем глухо, за математику. Про преподавателя математики — пожилого старика лет под шестьдесят, строгого и не терпящего малейших возражений студентов, разнеслись страшные слухи. Якобы он мечтает лишь о том, как бы «завалить» первокурсников, чтобы те крепче поняли «почем фунт лиха». В тринадцатой группе, которой первой вышло сие поистине сизифово испытание, этот мучитель, по имени Евгений Васильевич, поставил шестнадцать двоек, иначе говоря, более половины студентам. «И надо же, — удивился Коля, когда услышал подобную весть, — на лекциях он себя ведет просто, будто даже юморной мужик… А на поверку вон как вышло…»

Евгений Васильевич действительно умел себя «поставить». Перед лекцией он имел привычку пошутить, причем его шутки в большинстве своем касались студентов и в этой связи последними принимались охотно. Выказанная черта Евгения Васильевича за недолгое время выдвинула его в ряд самых популярных преподавателей. Первокурсникам по неопытности пришло в голову, что он из тех ученых, которые летают в небесах и «ловят» неизвестные науке формулы. Что земные дела, мол, его не очень-то интересуют. Мудрость проявил в свое время Коля Дулаев, сказав: «Мужик он — себе на уме. Подобные люди — самые вредные на земле…» Разве поверил бы Коля, ежели бы его еще месяц назад предупредили, что Евгений Васильевич — самый жестокий из преподавателей? Не могли совмещаться в нем эти полярно противоположные характеры…

Из глубины Колиной памяти всплыли пару раз высказанные слова математика относительно преподаваемой им науки: «Математика требует усиленного труда, и спрос за нее будет велик…» Но не обратили тогда внимания студенты на столь аморфное предупреждение…

Коля по десять-двенадцать часов в сутки «глотал» формулы, теории, интегральные знаки и прочие доспехи математики. Из них он должен был построить для себя надежный щит от разящего меча Евгения Васильевича. Дела медленно, но верно продвигались вперед. Коле приходилось преодолевать ухабистые дороги, бездонные пропасти и крутые подъемы, которыми стелила путь к себе математика. И подчас ему некогда было заглядывать в сие пропасти, на недоступные вершины, ибо на это требовались неудержимое время, воля наконец. Он за пять отпущенных на экзамен дней обязан был прошагать по сей дороге, неустанно следуя остановкам, «заходам», которые изъявила желание выставить дисциплина. И поскольку поджимало время, бесценное время, Коля галопом проскакал по отдельным, по его представлению, легким местам, подготовив себя для отражения атаки в наиболее уязвимых редутах предстоящей сей битвы.

* * *

Усталые и слезливые глаза Евгения Васильевича мимолетно взглянули на Колю, а после вновь уткнулись в стол, на котором в беспорядке лежали экзаменационные билеты и различные бумаги. «Что-то нынче мало «завалов»… мысленно упрекнул себя старик и исподтишка стал наблюдать за щупленький фигурой очередного студента. — Пожалуй, до заветного срока процентов не дотянуть…»

— Давай, дорогой мой, кратко! — миролюбиво предложил Коле Евгений Васильевич и тяжело заерзал на стуле. — Выкладывай суть вопроса, и на этом — точка! А то нынче много развелось любителей поболтать… Математика — она наука точная и сжатая, как стальная пружина…

— Хорошо!

По первому вопросу Коля легко выложил суть теоремы.

— Неплохо! — в пространство кивнула седая голова. — Давай-ка послушаем тебя по второму вопросу…

Коля повеселел. Ему показалось, после первого ответа ярче стали и дневные краски. Воодушевление хлопца перешло на второй вопрос. Старик вновь поощрительно закивал головой.

— А как обстоят у тебя дела с задачей? — мохнатые и белые брови математика испытывающе вонзились в хлопца.

— Плоховатые дела, Евгений Васильевич…

Ни слова не говоря, старик нагнулся над задачей, и его стальные мысли вновь зашагали по дебрям науки.