Шедевр

Возвращаться в общину было уже слишком поздно. Владелец участка, который арендовал Симеон, прервал действие договора и потребовал освободить его землю. Идиллия неожиданно закончилась. Членам общины дали год на то, чтобы найти новое жилье. Я была рада, что избежала этой участи. Ситуация напоминала освобождение заключенных. Они выглядели сбитыми с толку и жалкими. Я была как никогда настроена больше не возвращаться туда и даже не устроила прощальной вечеринки. Теперь настал черед для Эвы и Джона паковать чемоданы и ехать в Лондон. Не сговариваясь, все члены общины перебрались в город.

Как ни странно, Лондон стал для меня глотком свежего воздуха. Иначе говоря, он явился полной противоположностью тому, что я так сильно любила. Лондон не был похож ни на что известное мне ранее. И, тем не менее, здесь я чувствовала себя спокойно.

12

Я уже знала, какая картина откроет серию «Обладание». Герцогиня Миланская долгое время была моим талисманом, и это казалось мне неслучайным. С тех пор как Эва впервые показала мне этот портрет, я знала, что он принадлежит мне — в духовном плане, разумеется. Я много раз обращалась к нему в тот первый год в Лондоне и немного реже последние десять лет. Я возвращалась к портрету в нелегкие жизненные моменты и, глядя на лицо Кристины, погружалась в себя. В ее облике было что-то обнадеживающее.

Но я, пожалуй, никогда не хотела знать, что скрывается по ту сторону рамы, за чертами девушки, превосходно изображенной на холсте. Быть может, я боялась обнаружить в ее жизни что-нибудь трагическое, что заставит меня бояться нашего с ней сходства. Но сейчас очень важно подойти вплотную к ее личности, испытать вновь, каково это — быть шестнадцатилетней. Пора примерить ее образ на себя.

К счастью, постоянное местопребывание Кристины находилось всего за две мили от моего дома. И — что совсем уж редкая удача — в данное время у нее был одинаковый адрес с Билли Смитом. В этом году Билли располагался в просторной студии, которая находилась в Национальной галерее. Таксидермист[8]

с некоторой склонностью к приему кокаина, который проводит большую часть времени среди национальных шедевров, может стать для галереи настоящим бедствием. Но на самом деле Билли был тут в своей стихии, заимствуя идеи прошлого и создавая новые серии произведений, которые будут следующей весной выставлены в Нейшнл Сэйнсберри винг.

Билли потребовал, чтобы я рассказала ему историю моей Кристины Датской, метко определив, что она будет символизировать политическое обладание. Закончив Голдсмит, он изучал теорию искусства в Кортуолд — вместе с непредсказуемым критиком Линкольном Стерном. Ханс Гольбейн Младший был темой письменной работы Билли. С тех пор прошло много времени, но Билли сказал, что с удовольствием пороется в конспектах. Его энтузиазм подействовал на меня благотворно. Я просмотрела книгу по истории искусства и, чтобы избежать ненужного интереса со стороны прессы, перед походом в музей закуталась с головы до ног. На картине одежда скрывает большую часть тела и головы Кристины. Я пошла еще дальше, надев черную бурку и вуаль, чтобы спрятаться от посторонних глаз. Когда я одевалась во все черное, прошлое снова возвращалось и пульсировало в моем сознании. Я должна была предвидеть, что, выбрав Кристину, вынуждена буду мысленно окунуться в события прошедших лет. Наверное, подсознательно я, наконец, готова распутать паутину своих девических переживаний; возможно также, это станет основной идеей проекта. Последний раз я одевалась так шестнадцать лет назад. Но тогда обстоятельства были совершенно другими, мне не нужно было прятаться — я еще не была знаменитой.

На улицах Лондона кавказскую бурку можно встретить так же часто, как и джинсы «Левайс», и пока я шла через Трафальгар-сквер, никто не обращал на меня внимания. Я так хорошо знала путь к нужной мне картине через лабиринт проходов и залов Национальной галереи, что могла бы найти ее с завязанными глазами. Я пришла на десять минут раньше. Портрет Кристины висел справа от «Посланников», другого шедевра Гольбейна, но сегодня я даже не удостоила его взглядом. Вместо этого я, не отрываясь, смотрела на главную цель моего визита, и портрет, казалось, оценивающе глядел на меня. Мое сердце забилось чаще. Эта картина была для меня началом всех начал. Работа над новым проектом всегда напоминала мне начало романа, она приятно будоражила мое воображение. И на этот раз мой замысел требовал реализации как никогда.