Шекспир

— Достаточно, — кивнула Елизавета, — пройдемте со мной, — и королева встала со своего кресла, махнув Уильяму рукой.

Он пошел за ней. Десятки глаз следили за его передвижением с завистью и непониманием. Драматург-выскочка, какой-то актеришка удостоился внимания самой королевы. Присутствовавших съедало любопытство: зачем королева позвала его за собой. Уильям и сам не знал, куда ведет его Елизавета. Он послушно шел за ней, не смея верить в происходящее.

— Проходите сюда. — Елизавета открыла дверь и вошла в спальню.

Уильям, едва держась на ногах от волнения, прошел вслед за ней.

— Мне понравились ваши сонеты, — произнесла Елизавета, обернувшись к Шекспиру, — вы могли бы посмотреть на мои стихотворения, поправить немного. То есть привести их в надлежащий вид. Я ведь королева, а не поэт. Мои стихи неидеальны.

— Что вы, — попытался, было возражать Уильям, — все, за что берется Ваше Величество, не может быть неидеальным.

— Не льстите, — перебила его Елизавета, — поправьте, что сочтете нужным. И прошу, не показывайте их никому. Я доверяю вам, уж не знаю почему. Но будьте достойны этого доверия.

— Конечно. Можете не сомневаться, — заверил ее горячо Уильям, — я сделаю все, что в моих силах. И ни одна живая душа не увидит ни строчки.

— Когда вы закончите работать над ними? — спросила Елизавета, доставая большую, покрытую золотом шкатулку.

— Мне достаточно и недели, — заверил Шекспир, — я начну читать прямо сегодня. Уверяю вас, это не займет много времени. Я искренне считаю, что если ваши стихи и требуют исправлений, то совсем немного.

— Ну что ж, держите все это у себя, — королева протянула ему пачку листков, испещренных мелким, аккуратным почерком, — я сама вызову вас снова к себе. Может быть, вы даже напишите специально для меня пьесу.

— О чем Ваше Величество хотело бы, чтобы я написал? — с громко бьющимся сердцем спросил Уильям.

Елизавета задумалась.

— Пусть это будет комедия о любви. В жизни любовь не бывает смешной, — заметила она, — любовь по своей сути трагична. А вы напишите что-нибудь забавное.

— Я постараюсь как можно скорее выполнить вашу просьбу, — заверил королеву Уильям.

— Не торопитесь. Сейчас у меня другие заботы. Но не исключено, что к осени наши проблемы разрешатся. Так что пишите, не торопитесь, но будьте готовы представить свое сочинение. Спрячьте то, что я вам дала получше. Когда вас будут спрашивать, что вы тут делали, скажите: мы с королевой беседовали об искусстве, — она усмехнулась, — все знают, что я люблю театр. Скажите, что вы рассказывали мне содержание своих пьес и читали сонеты.

— Да, Ваше Величество, — ответил Уильям и засунул листки со стихотворениями под камзол.

— Я никогда и никому не показывала то, что пишу. Впрочем, я давно уже ничего не писала. Для того чтобы слагать стихи, надо сильно любить достойного этой любви человека, не так ли?

— Совершенно с вами согласен, — кивнул Уильям.

— Ведь и ваши сонеты, я уверена, посвящены определенной женщине.

— Да, это так.

— Можно ей только позавидовать. Такие красивые стихи должны быть посвящены не менее красивой даме сердца, — Елизавета вздохнула.

— Самая красивая дама в Англии это вы, Ваше Величество, — заметил Уильям, — но нет стихов, которые бы отражали вашу красоту в полной мере.

— Довольно, — Елизавета устало махнула рукой, — идите.

Уильям вышел из спальни королевы и медленно пошел по коридорам дворца, забыв точно, куда ему надо направляться. Навстречу ему вышел один из подданных королевы.

— Мне велено вас сопровождать, — пояснил он, указывая дорогу к выходу.

На улице Уильям понял, что все его друзья по театру давно разошлись по домам.

«Ну что ж, пойду исполнять указание королевы, — подумал он, — интересно, насколько хороши ее стихи. Но даже если они нехороши совсем, думаю, что с поставленной передо мной задачей я справлюсь».

Вдруг, проходя по узкой, пустынной улице неподалеку от дворца, Уильям почувствовал себя неуютно. Странная тревога охватила его, и он ускорил шаг. Было поздно — из-за угла навстречу ему выскочил человек в маске. Уильям обернулся. Сзади проход был закрыт. И с той стороны тоже к нему приближался незнакомый мужчина.

— Тебе придется отдать нам то, что тебе дала в своей спальне королева, — сквозь зубы сказал один из них, — и лучше по-хорошему, — он вынул шпагу и помахал ею в воздухе.

Уильям выхватил свою шпагу, которая почти всегда была при нем. Вечерами в Лондоне на многих улицах было опасно ходить без оружия, но нападали на Уильяма впервые. Он понимал, что владеет шпагой плохо. Весь его опыт фехтования сводился к игре на сцене, где он больше старался произвести впечатление на зрителя, чем провести серию правильных выпадов.

— Ты решил драться, — усмехнулся нападавший, — зря. Этак только испачкаешь бумаги, которые дала тебе королева, собственной кровью.

Но Уильям решил драться до последнего. Королева просила его никому ее стихи не то что не отдавать, но даже не давать читать. Стоили они его жизни? Уильям не знал — он ведь не успел взглянуть на них. Тем не менее, делом чести было сражаться за то, что ему доверила сама королева, до конца.