Читаем Шекспир полностью

Комедия начала 1590-х годов бесконечно разнообразнее и софистичнее, чем сельские интерлюдии середины века, когда светский театр приходит на смену моралите. «Два веронца» комбинирует многочисленные ингредиенты романтической драмы: идеальную дружбу между двумя молодыми людьми, ревность, соперничество, любовь, которой препятствует отец-тиран, безуспешную попытку похищения, уход из дома, бандитское нападение, спасение девушки молодым человеком; после всех перипетий, после бури выглядывает солнце, то есть беспощадная борьба комедии с трагедией, магическая формула для освобождения от всех несчастий: «Один праздник, один дом, одно на всех счастье».

Правило романтической игры радикально исключает как психологическое, так и событийное правдоподобие в развертывании интриги. Все направлено на буйство эмоций. Оно создает силу эпизода в театре. Рене Жерар в «Огне желаний» (1990) великолепно анализирует эту основополагающую человеческую данность теорией о миметическом и об опасном полном подобии, к которому оно ведет. Мы полностью согласны с ним: «Два веронца» взрывается под критическим взглядом, как только хотят найти связность в интриге и завести философский спор о морали в противостоянии чувств дружбы и любви. Пьеса наивна, и ее наивность без какого-либо расчета, кроме расчета вызвать глубинное психическое волнение, каким является желание, и полное расстройство, к которому оно ведет.

Послушаем Протея, изучающего резкий поворот в своих чувствах с удивлением, смешанным со смирением

Лишь ты, любовь, на грех меня толкнула.Открой же, как мне искупить свой грех!
Любил я прежде бледную звезду.Теперь, прозрев, боготворю я солнце.Ведь умный клятве глупой изменяет.Тот слаб умом, чей разум не велитНа лучшее переменить плохое.Стыдись, богохулительный язык!
Ты оскорбляешь ту, чьи совершенстваС таким восторгом, прославлял недавно!Забыть любовь не мог я, но забыл,Забыл тогда, когда любить я начал.Теряю Джулию, теряю Валентина,
Но, сохранив их, я себя 6 утратил?А потеряв обоих, обретаюСебя в замену сладостному другу,И Сильвию — возлюбленной взамен.Я самому себе дороже друга.Любовь же нам всего дороже в мире.
(II, 6, пер. В. Левика)

Совсем так же неожиданно другой джентльмен из Вероны Ромео перенесет на Джульетту любовь, которой он был охвачен к Розалине, но она не вызвана желанием соперничать с другом. С похожей неожиданностью Леонг открывает свою ревность к Поликсену в «Зимней сказке». Фатальность лишена утонченности, и резкость этих ударов судьбы, этих резких изменений чувств будут зачаровывать Шекспира в течение всей его карьеры.

Кроме того, пьеса содержит элемент сельского фарса, служащего контрапунктом аристократическому миру, в котором существуют Валентин, Протей, Сильвия и Джулия. Лакеи Валентина и Протея, Спид и Лауне со своим псом Крабом, существуют здесь, чтобы вызывать смех.

Часто замечалось, что соединение аристократической комедии и грубой комедии или фарса совершенствуется Шекспиром в пьесе «Бесплодные усилия любви» (1594–1595), которая содержит по большей части первую составляющую, вторая же составляющая безраздельно царит в пьесе «Укрощение строптивой» (1590–1591), которую Уэллс и Тейлор считают созданной одновременно с пьесой «Два веронца», хотя нет тому явных свидетельств. Наблюдение очень верное: оно означает, что «Бесплодные усилия любви» и «Укрощение строптивой» обращаются к разной публике, к аристократическому кругу — первая, и к простой публике — вторая, отдавая предпочтение публике партера, а не зрителям галерей и лож, но прекрасно известно, что любой человек независимо от ранга всегда готов смеяться над женскими слабостями и наоборот. И под эпитетом «популярный», характеризующим английскую драму эпохи Возрождения, нужно подразумевать то, что эта драма адресована всем социальным слоям, а не только народу. В этом заключается генеральный проект елизаветинского театра, начиная с Марло. Универсальность склоняется к смешиванию и предпочитает грубые элементы возвышенным тону и чувствам. Это урок, который нужно вынести из пьес «Укрощение строптивой» и «Виндзорские насмешницы», якобы заказанных королевой Елизаветой. Все пьесы шекспировского канона, комедии и трагедии, содержат, много или мало, элементы грубой комедии.

«РОЖДЕН Я, ЧТОБЫ УКРОТИТЬ ТЕБЯ»

(Петруччо в «Укрощении строптивой»,II, 1, пер. П. Мелковой)
Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука