Шекспир и история

Вспомним, как Генрих V, переодевшись простым вои­ном, в ночь накануне решающей битвы при Азинкуре (1415) беседует со своими солдатами. «Ведь, между нами говоря, король — такой же человек, как я,— замечает он.— Фиалка пахнет для него так же, как и для меня; небо представляется ему таким же, как и мне; все чув­ства у него такие же, как у всех людей. Если снять с него королевские его уборы, он окажется в наготе своей обыкновенным человеком, и, хотя его стремления взлета­ют выше наших, они опускаются на землю так же, как у всех нас» («Генрих V», IV, 1). И в другом месте:

Коль царственную пышность исключить?

То что же ты такое, идол — пышность?

Итак, король — всего лишь человек. Вся символика его величия — мишура. Чего стоят претензии на божественность и непогрешимость, если их олицетворяет под­верженный всем слабостям смертный, если все заверша­ется превращением его в «кусок глины», разве что при­годной для замазки щелей, чтобы остановить ветер («Гамлет»,V, 1).

Не потому ли Генрих V наиболее близок к шекспи­ровскому идеалу «доброго короля», что именно его устами наиболее отчетливо выражено сознание родства «всех людей» (невзирая на их сословные различия). Из этого сознания и вытекали: во-первых, сама возможность «до­верия» подданного к правителю, принцип «послушания», во-вторых, «моральная ответственность» государя за свои деяния перед подданными.

Эту взаимосвязь выразил один из «собеседников» Ген­риха V — воин по имени Вильямс. «Да, но если дело короля неправое, с него за это взыщется, да еще как. Ведь в судный день все ноги, руки, все головы, отрубленные в сражении, соберутся вместе и закричат: „Мы погибли там-то!”. И одни будут проклинать судьбу… Боюсь, что немногие солдаты умирают… с благочестивыми мыслями, когда у них одна кровь на уме? И вот если эти люди умрут не так, как подобает, тяжелая ответственность падет на короля, который довел их до этого…» («Генрих V», IV, 1). Та же идея моральной ответственности короля перед подданными в известном монологе Генриха передана сле­дующим образом:

Все, все — на короля! За жизнь, за душу,

За жен и за детей, и за долги!

И за грехи — за все король в ответе!

Там же

Совершенно очевидно, что речь идет об «идеальном ко­роле», которого действительная история не знала. Исто­рические короли Англии — либо узурпаторы и рабы соб­ственной прихоти, либо никуда не годные правители, вскармливавшие временщиков-тиранов.

Изображая историю английских королей как посто­янный конфликт между произволом государя (исповеду­ющего концепцию власти «божьей милостью») и интере­сами народа (испытывающего на себе горестные последст­вия его политики), Шекспир раскрывает глубоко траге­дийный характер публичной власти (основанной на этом коренном противоречии). При этом отчетливо выступают две стороны трагедийного: внешняя (обреченность вся­кой власти, основанной не на «любви народа», а на стра­хе и рабском послушании королю) и внутренняя, личная (правитель рано или поздно предстает перед судом своей совести). Напрашивается вывод: ни один человек не до­стоин королевского венца, ибо, не будучи богом, он не может быть эталоном справедливости. Но если это так, то узурпатор, наделенный умом и «доброй волей», более полезен на троне, чем глупец, увенчанный короной по на­следству. Порочный, но «законный» король нередко сох­раняет корону ценой столь же кровавой, что и захват трона узурпатором. Для «общего блага» важно не то, ка­ким путем добыл король корону, а то, каким человеком оказался ее обладатель. Беды, проистекавшие для парода от пребывания на троне порочных королей, неисчислимы. Но судить правителя, согласно тюдоровской концепции «порядка», подданные не вправе:

Избави боже!..

Как может подданный судить монарха?..

Божьего величия подобье.

Правитель, вождь, наместник, им избранный,

Помазанный, венчанный, полновластный,—

Судим ли будет подданным и низшим?..

«Ричард II», IV, 1

Правители-тираны точно так же существуют благодаря попустительству божьему, как и «добрые» короли. В одном случае — это бич божий, ниспосланный народу за грехи, в другом — благость. Восстать против тирана — значит восстать против неисповедимой воли божьей. У верующего нет альтернативы: его долг неукоснительное послушание любому правителю. «Абсурдно, чтобы мятежники, являющиеся худшими из людей, превратились в судей над королями, решая, кто из них добр и терпим. Но если даже король порочен и бесчестен и если очевидно для всех, что он таков, восстание — негодное и нежелательное средство. Если правители порочны, то потому, что бог этого желает как воздаяние [подданным] за прошлые грехи. Поэтому непозволительно разрешать кому-либо судить в таких делах. Единственное, что остается подданному,— молиться… Восстать — значило бы прибавить новый грех к тем, что уже совершены. Воздаяние принадлежит лишь господу» 14.