Если мы возвратимся к драматической литературе Англии, то увидим, что, в свою очередь, старинная драма о Гамлете была, по всей вероятности, внушена ее автору "Испанской трагедией" Кида, которая, судя по намекам в "Забавах Цинтии" и "Варфоломеевской ярмарке" Бена Джонсона, должна была быть написана около 1584 г. и принадлежала к пьесам, имевшим сильнейшую притягательную силу для театральной публики того времени. Прайн еще в 1632 г. утверждает в своей "Histriomastix", что одна женщина на смертном одре вместо того, чтобы искать утешений религии, восклицала: "Иеронимо! Иеронимо! Ах, если бы мне только еще раз увидать на сцене Иеронимо!"
Трагедия открывается, по образцу Сенеки, появлением тени убитого, требующей отмщения. Таким образом, тень в трагедии Шекспира происходит по прямой линии от тени Тантала в "Тиэсте" Сенеки и от тени Тиэста в "Агамемноне" Сенеки. Иеронимо, помешавшийся от горя после утраты своего сына, в полуиронической, полубезумной форме повествует злодею пьесы о гложущей его тоске:
Лоренцо.Я хочу выслушать вас, Иеронимо.
Иеронимо. Как, вы, государь, вы? Поберегите вашу милость ко мне для более крупных вещей. Это лишь пустяк, безделица.
Лоренцо. Все равно! Скажите мне, в чем дело?
Иеронимо. Поистине, государь, это безделица... Жалкий пустяк, да и того Меньше: чистое ничто. Безделица, вроде убийства сына, чистое ничто, государь!
Эти выражения как будто подготовляют речи Гамлета к королю. Но только Иеронимо действительно помешан, хотя говорит о своем безумии подобным же образом, как Гамлет о своем, или, точнее, отрицает свое безумие.
По временам, особенно в прибавлениях, сделанных Беном Джонсоном, попадаются реплики, близко подходящие к некоторым местам в "Гамлете". Один живописец, точно так же потерявший сына, говорит Иеронимо: "Никто так не любил своего сына, как я". - "Никто, как ты? - восклицает последний. - Это ложь, столь же великая, как вселенная. У меня был сын, один волосок которого стоил тысячи твоих сыновей, и его умертвили". Подобным образом Гамлет говорит Лаэрту:
...Я любил
Офелию, и сорок тысяч братьев
Со всею полнотой любви не смогут
Ее любить так горячо.
Снова и снова Иеронимо, как и Гамлет, откладывает мщение. "Так как не всякое время приличествует мести, - говорит он, - то, несмотря на лихорадочность своего стремления, я буду бездействовать и, несмотря на свое беспокойство, притворюсь спокойным. Я не подам вида, что знаю об их злодеянии, и, таким образом, мое простодушие заставит их подумать, что в своем неведении я оставлю все безнаказанным". Под конец, как средство для мести, он составляет план поставить на сцену пьесу, собственную же пьесу Кида "Солиман и Персида", и во время представления виновных, играющих главные роли, убивают не фиктивным только образом, а на самом деле.
Как ни грубо еще все это, как ни наивно и более сходно по стилю с "Титом Андроником", нежели с каким-либо другим из произведений Шекспира, но все же ясно, что "Испанская трагедия" со старинной драмой о Гамлете в виде посредствующего звена, имела значение для него как фундамент для "Гамлета".
Прежде чем приступать к анализу более глубокого содержания этого капитального произведения, и прежде чем приводить в связь его сюжет с личностью Шекспира, мы должны еще посмотреть, какие точки соприкосновения нашел для этого поэт в современной ему эпохе.
Мы уже ранее упоминали о том впечатлении, какое должна была произвести на Шекспира в ранней его молодости, пока он жил еще в Стрэтфорде, семейная трагедия Эссексов. Вся Англия говорила о скандале, возбужденном графом Лейстером, подозревавшимся всеми в отравлении лорда Эссекса и тотчас после его смерти женившимся на его вдове, леди Летиции, с которой, в чем никто не сомневался, он находился в интимных отношениях еще при жизни ее мужа. В характере короля Клавдия есть немало черт, указывающих на то, что Шекспир воспользовался здесь Лейстером как моделью; и ему, и Лейстеру одинаково свойственны честолюбие, чувственность, обходительная, приветливая манера, осторожное коварство, полная беззастенчивость. С другой стороны, совершенно лишено основания мнение, будто Шекспир (как предполагает Герман Конрад) взял Эссекса за модель самого Гамлета.
Шекспир был почти столь же близким современником события в шотландском королевском доме, соответствовавшего катастрофе в семье Эссекса и Лейстера. Второй муж Марии Стюарт, лорд Дарнлей, носивший титул короля Шотландии, был убит в 1567 г. любовником Марии, смелым и беззастенчивым Босуэлом, с которым королева тотчас же после того сочеталась браком. Современники не сомневались в том, что Мария была соучастницей в убийстве, и сын ее, Иаков, видел в отчиме и матери убийц своего отца. Во время шотландского мятежа предводители показали взятой в плен королеве знамя, на котором был изображен труп Дарнлея, а возле него ее сын, на коленях взывавший к небу о мщении. Дарнлей, как и король в "Гамлете", был замечательно красив, Босуэл же необыкновенно безобразен.