Шёл разведчик по войне

 Земля на которой заложен Петербург–Петроград–Ленинград ижорская, здесь жил, и сейчас в Ленинграде и по окрестностям живёт древний финно–угорский народ — ижора. И Ленинградская область в самом начале постройки северной столицы называлась Ингерманландская губерния, от немецко–шведского названия ижорской земли — ингрия, ингерманландия. Исстари ижорская земля входила в водскую пятину Новгородской республики, затем, вместе с Новгородской республикой, вошла в состав Русского государства. Жили ижора и русичи как добрые соседи и братья. Рядом жили, по соседству охотились и рыбачили, вместе воевали против шведских захватчиков и немецких псов–рыцарей. Ижорский старейшина Пелгусий со своим дозором обнаружил приближающихся шведов под водительством Биргера и оповестил новгородского князя Александра Ярославовича о нападении, которого после победы над шведами на Неве, стали называть Александром Невским.

 Значит, всё правильно карельская учительница говорила.

 И параллельно, но уже узким кругом: Леонид Иванович, Вовка Гущин и Сашка Пышкин сделали ещё один стенд, викторину, где были фотографии памятников и исторических мест с номерами под фотографиями. Нужно было ответить: кому поставлен этот памятник, чем знаменит этот человек, адрес где он расположен и назвать фамилию скульптора. А про исторические места — адрес, какое историческое событие связано с этим местом, и кто из великих или знаменитых людей здесь бывал. Итоги конкурса подвели к Новогоднему вечеру. А призы вручали Леонид Иванович, Славка Попов и Людмила Алексеевна. Миша за свои ответы тоже получил приз, не самый главный, правда, но не плохой, коробку цветных карандашей «Радуга», семь штук.

 И не думал не гадал тогда ни кто из учеников четвёртого «б», что Леонида Ивановича на этом вечере они видят в последний раз.

 После новогодних каникул на урок физкультуры к ним пришла новая учительница Нонна Иосифовна. Училка классная, ничего не скажешь, кандидат в мастера по гимнастике. Делала стойку на руках, а потом назад медленно изгибалась и пятки себе на голову ставила. Как в цирке.

 Девочки с ней быстро сошлись и тянулись больше, чем раньше к Леониду Ивановичу, а мальчишки ревновали, Леонида Ивановича она им заменить не смогла. Леонид Иванович был для них не только учитель физкультуры и они ждали его возвращения.

 И не понимали, что такое «провокационное выступление в печати» за которое арестовывают? В какой печати? И верили: «Произошла ошибка….» «Разберутся и отпустят…» Не все, правда, спокойно дожидались. Некоторые, самые горячие головы пригрозили: если до следующего учебного года Леонида Ивановича не отпустят, то они снимут галстуки и выйдут из пионерской организации.

 Такое уже было в тридцать седьмом году в Ольгинской школе, где несколько учеников принесли в школу свои галстуки и попросили исключить их из пионеров. Правда, не из–за ареста учителя, а потому что услышали и поверили, будто всех пионеров будут отправлять на войну в Испанию, а комсомольцев расстреливать.

 Не отпустили Леонида Ивановича до конца учебного года. А летом война началась и слух прошёл — отправили его на фронт, рядовым красноармейцем.

 Догадался потом Миша, именно к войне их Леонид Иванович подготавливал, чтоб не растерялись, не запаниковали, а знали что делать и как поступать, когда она, ожидаемая, но нежданная свалится всем на головы.

 Это был второй арест в их школе. Первый, Миша тогда учился ещё в первом классе, арестовали двух пятиклассников Мальцева и Куприянова. Они на перемене перед уроком обществоведения написали на классной доске «СССР» и «Торгсин» и расшифровали. СССР - смерть Сталина спасёт Россию, а Торгсин — Товарищи! Опомнитесь! Россия гибнет, Сталин изнуряет народ!

 И не буржуи какие–нибудь, оба из рабочих семей, у обоих отцы коммунисты ленинского призыва.

 Торгсин, как говорили в народе, магазины для своих и чужих буржуев, торговавшие на иностранную валюту, драгметаллы и драгоценности, помнили многие. И Миша помнил красоту, шоколадно–конфетное и пирожно–пряничное богатство витрин Торгсинского магазина, недалеко от их дома, помнил и их недоступность. И слёзы, и мольбы.

 - Мама, купи–и…

 И недовольство мамы. Она поначалу объясняла ему, что нет у них ни валюты, ни драгоценностей, потом сердито дёргала за руку, а там, чтоб не искушать ребёнка, и вовсе по той улице перестала водить. Но это было давно, ещё до школы, Торгсин закрыли перед тем как он в школу пошёл, в том году, когда отменили карточки[12] . Радовались ленинградцы — после отмены карточек жизнь с каждым годом становилась заметно лучше. А перед самой войной, после карточек и нехватки буквально всего, вовсе обеспеченной казалась. Многие говорили и искренне радовались — будем жить ещё лучше. И Торгсин, и обиды с ним связанные забывались.

 

 За деревней у валуна в снег воткнута раздвоенная вершина молоденькой сосенки, в развилке её ущемлён клок сена: