«Легенда такая. Дома одному страшно, пошёл к кому–нибудь ночевать. К Ирме, например, или к Эркки Маслову. Если патруль встретится по пути туда». В Киеромяки действовал комендантский час и с десяти вечера до шести утра передвижение без пропусков было запрещено. «Если, прихватят на обратном пути, то ни у Эркки ни у Ирмы света не было, а будить их не решился. Тут проще. Но вот сарай… Если застанут на сарае… Испугался что заберут и спрятался? Хлипкое объяснение. Если ни в чём не виноват, то зачем прятаться… А что ещё придумаешь?.. Просто испугался и всё». Поприкидывал и так, и этак, но другого объяснения не находилось. «Ладно, может обойдётся. Риск благородное дело. Должно обойтись. Пальто на нём везучее, в этом пальто все разведмероприятия проходили удачно». Пожелал сам себе удачи — без пожелания удачи идти нельзя — и вышел из дома.
«Когда петухи на насест, а усердные спать, тогда лодыри за работу», — вспомнилась ему карельская поговорка, которой бабушка Лиза корила Микко за его стремление отложить прополку грядок на потом.
Легкая лихорадка, или как Микко называл это состояние — мандраж — проявилась в районе грудины. И легкий зуд по коже. Это не было страхом, скорее это можно назвать волнением. Видимо такое же волнение испытывают актёры перед выходом на сцену, а спортсмены перед стартом.
Четыре его чувства обратились в некое звериное чутье: казалось, он видел, слышал и обонял не только природой назначенными на то органами, но и кожей, и осязал на расстоянии. Открылся, как он сам это в себе называл, «шестой нюх».
Скрип снега под ногами у часового в конце переулка. Краткие и негромкие, похожие на команды реплики у выезда из деревни. Голоса слышно, но слов не разобрать. Может быть проверка постов? Тогда и того, в переулке пойдут проверять, можно нарваться на них.
Нет, хлопнула дверь, голоса смолкли, в караулку ушли. Всё затихло.
Вышел за калитку и стараясь заметно не вертеть головой, всё охватывая зрением, слухом и «шестым нюхом» и анализируя: опасно — не опасно, пошёл по улице. У перекрестка постоял. Луна близилась к полнолунию и неправильной формы кругляш, несколько подъеденный с левой стороны, ярко светил. Дождался когда облако укроет луну.
Нижнего часового, в конце переулка, видно не было. Микко находился в середине склона, на фоне горы, значит и часовой его видеть не мог. Ещё раз оглядевшись, быстро поднялся к сараю - мальчишки плотно укатали лыжню, бежал как по тропинке. На сарае лёг и вверх по кровле пополз, в рост идти нельзя, здесь он мог оказаться в контражуре, на фоне неба.
У верхнего края разгреб ложбину, лег в неё, извлёк пакет, сунул под грудь и навалил на себя снега сверху. Мандраж пропал, но не сейчас, а раньше, как только он вышел из дома и приступил к делу. Страх и всяческие треволнения, он постоянно это отмечал, действуют перед началом операции, но как только приступил, они тотчас исчезают и момент их исчезновения он никогда не смог отследить и зафиксировать.
Разложил перед собой содержимое пакета.
Внимательно осмотрел в бинокль склады и прилегающую к ним территорию. Подсвечивая синим светом фонарика зарисовал в блокноте общий план, разделил пунктирами на квадраты. Сориентировал компас, указал стрелкой на схеме направление север–юг. По полям, по вертикальному и по горизонтальному у квадратов расставил буквы и цифры. На обороте листа - азимут, примерная дистанция, ориентиры.
Следующее действие — нарисовать план каждого квадрата на отдельном листе. Но тут скрип и стук дверей в караулках, голоса — смена часовых. Глянул на светящийся циферблат — один час пятьдесят две минуты. На складах тоже смена часовых. Время смены… порядок смены… часовых у складов, на вышках и в секретах на подходе к складам. Скрип снега по дороге.
Затаился. Не видно ли с дороги его спины? А ну как подозрение у караульных возникнет, да взбрендит им то своё подозрение автоматной очередью проверить? Лучше не надо. Голоса прозвучали и смолкли. Смену произвели. Скрип снега. Идут обратно. Идут и смотрят наверх, на сарай, на него, больше смотреть им некуда. Заметят или пройдут?! Звук шагов поменялся, скрип снега под ногами стал короче и звонче, значит, свернули со взрыхлённого переулка на укатанную улицу. Пошли по ней. Подождал пока подальше отойдут. Фу–у!
Продолжил. Зарисовал подробный план каждого квадрата. Одновременно не упускал из вида часовых: в каком месте смена, как передвигаются по территории вверенных им постов. И делал соответствующие пометки.
Холодно. Холодно–холодно. Зубы постучали, постучали от холода, да и стучать перестали, не доставали нижние верхних: всё тряслось, и челюсти, и губы, и кожа, и мышцы на руках, груди и ногах. Но дождался и следующей, четырёхчасовой смены. Отследил, замёрзшими скрюченными пальцами кое–как сделал необходимые пометки. Завернул принадлежности в парусину, убрал на прежнее место. Перекатился на лыжню, разровнял своё лежбище, и прикрывшись набежавшим на луну облачком, съехал на животе с сарая, а оттуда бегом, бегом домой.