Шелк для истинной леди

В голове возникла приятная легкость, а еще некоторое время спустя Элиза поймала себя на том, что смеется над какой-то шуткой Будена.

– И, кстати, называйте меня Стенли, – сказал он, подливая вина девушке в бокал.

– Спасибо.

Элиза отпила глоток вина. Кажется, это помогает.

Следующий час Элиза помнила отрывочно. Вино в ее бокале не кончалось, шутки Будена становились все смешнее и оригинальнее, а дурные мысли все куда-то испарились.

– Элиза, милочка, – голос Будена прозвучал так близко, что Элиза испугалась.

Открыв глаза, она обнаружила, что полулежит на софе, а Буден склонился над ней и расстегивает пуговицы лифа. Элиза тихо пискнула от ужаса, но пошевелиться не могла. Видимо, это вино так на нее подействовало. Расстегнув последнюю пуговицу, Буден просунул пальцы под корсет и сдвинул его вниз. Прикосновение мужской руки у обнаженной груди заставило Элизу взвизгнуть уже по-настоящему громко.

– Тише, милая, тише, – промурлыкал Буден, прижимая девушку к софе.

Каким-то чудом Элизе удалось вывернуться и выбежать из спальни – о, ужас! – она была в спальне у мужчины! Буден медленно вышел за ней следом. Он выглядел недовольным.

– В чем дело, Элиза?

– Простите меня, мистер Буден, – пролепетала Элиза. – Но я не могу. Я действительно не могу!

Застегнув последнюю пуговичку и схватив шляпку, Элиза выскочила из квартиры и побежала вниз по лестнице. Консьерж невозмутимо открыл перед нею дверь.

Вернувшись в свою каморку под крышей «Все для леди», Элиза упала на постель и тупо уставилась в потолок. Слез не было, мыслей тоже. Тяжелая от вина голова гудела, а комната медленно кружилась. В дверь тихо проскользнула Селина.

– Элиза, где ты была так поздно?

– Я… – Элиза сглотнула комок в горле. – Я была у Будена.

– О… О господи! Бедная Элиза!

– Нет, со мной се в порядке. Я… ничего не было.

– Это ужасно, – вдруг заявила Селина. – Он тебе этого не простит.

– Но он был достаточно мил и вежлив…

Селина просидела с подругой, пока та не уснула.

Утром, едва Элиза вошла в отдел, миссис Хадсен тут же объявила:

– Пройдите в кассу, мисс Уивер.

Элиза потеряла дар речи. Увольнение.

У касс стоял Буден. Он молча протянул Элизе конверт с небольшой суммой, которую она успела заработать в этом месяце. Дрожащей рукой она взяла его и положила в карман.

– Платье вы должны оставить, – с издевкой проговорил Буден.

Элиза молча кивнула. Мир вокруг словно замер, она замечала мельчайшие детали. Вот стоит Селина, прижав руки к груди, вот какая-то покупательница примеряет перчатки…

Не прошло и десяти минут, как она вышла через черный ход. Магазин гудел, начиналось обычное утро.

Глава 14

Элиза шла по улице, не видя никого и ничего вокруг. Она даже не могла бы сказать, какая именно это улица; понимала только, что магазин остался далеко позади, а значит, здесь ее искать не будут. Да и кому ее искать? Кому она нужна?

Было пасмурно, собирался дождь, и мир казался Элизе выкрашенным во все оттенки серого цвета; на узких улицах и в подворотнях этот цвет оборачивался тьмой. Девушке хотелось плакать, но слезы, поначалу кипевшие в горле, так и не нашли выхода. Глаза жгло, они оставались сухими. Встречные прохожие не обращали внимания не девушку, что медленно брела по улице, опустив глаза к земле.

Буден разрушил тот хрупкий мирок, который Элиза успела построить для себя; мирок, в котором все могло наладиться, где была честная работа, спокойная и достойная жизнь. Нет, винить нужно только себя. Это она поддалась слабости, согласившись прийти к нему. Ах, если бы у нее было чуть больше времени, чтобы проявить себя, чуть больше возможностей жить весело и легко, идти по миру, высоко подняв голову! Она не хотела заводить покровителя даже в самых стесненных обстоятельствах – и не смогла. Ее нельзя в этом винить, но… Но Буден оказался иного мнения. В его мире такое было в порядке вещей. И он уволил Элизу, потому что она не захотела и не смогла принадлежать ему.

Элизе не хотелось строить планы относительно будущего: его не существовало. В мертвый сезон не найти работы, так что она не сможет прокормить себя и сестер. К дяде вернуться невозможно, да он и не примет. А если примет, это обернется такой мерзостью… Невозможно вообще что-либо сделать, не теряя себя. Но проще умереть, чем потерять себя, чем жить, презирая себя до конца жизни. Элиза это поняла вчера. Есть нечто в собственной душе, чем нельзя поступиться.

Проще умереть.