Читаем Шелк и другие истории полностью

Послышалась пара острых словечек, смешки, несколько свистков, таковы люди, — жестоки с теми, кто проигрывает. Новеченто терпеливо подождал, пока вокруг воцарилось некое подобие тишины. Потом бросил взгляд на Джелли Ролла, стоящего у бара и пьющего из бокала шампанское, и вполголоса произнес: «Ты сам этого хотел, пианист дерьмовый».

Затем он положил мою сигарету на край пианино.

Незажженную.

И приступил.


(Звучит отрывок безумной виртуозности, пожалуй, исполняемый в четыре руки. Он длится не более тридцати секунд. Заканчивается залпом громких аккордов. Актер ждет финала, затем продолжает.)


Вот так.

Публика впитала все не дыша. Затаив дыхание. Глаза прикованы к фортепиано, рты открыты, совершенные идиоты. Они оставались так, в тишине, абсолютно остолбеневшие, даже после этого убийственного залпа аккордов, когда казалось, у него сотня рук, казалось, пианино должно взорваться с минуты на минуту. И в этой безумной тишине Новеченто поднялся, взял мою сигарету, потянулся немного вперед, за клавиатуру, и поднес ее к струнам фортепиано.

Легкое шипение.

Он достал ее оттуда, сигарета горела.

Клянусь.

Прекрасно горела.

Новеченто держал ее в руке как маленькую свечку. Он не курил и даже не умел держать ее зажатой между пальцами. Он сделал несколько шагов и приблизился к Джелли Роллу Мортену. Протянул ему сигарету.

«Кури. Я не умею».

Тогда-то народ и очнулся от чар.

Настало время апофеоза криков, аплодисментов и шумихи, не знаю, я никогда прежде не видел ничего подобного, все вопили, все хотели дотронуться до Новеченто, всеобщий бардак, ничего не разобрать. Но я видел его там, в центре, Джелли Ролла Мортена, нервно курившего эту проклятую сигарету, пытавшегося сохранить достойное выражение лица, но без особого успеха, он даже не знал толком, куда деть взгляд, в какой-то момент его рука-бабочка начала дрожать, она действительно дрожала, я сам это видел, и никогда не забуду, — она дрожала так, что в какой-то момент пепел сигареты сорвался и упал вниз, сначала на его прекрасный черный костюм, затем соскользнул на правый ботинок, блестящий лакированный черный ботинок, этот пепел был как белое облачко, тот посмотрел на него, я очень хорошо это помню, он посмотрел на ботинок, лакировку и пепел, и понял, то, что было необходимо понять, понял, развернулся и медленно пошел, шаг за шагом, так медленно, чтобы не стряхнуть этот пепел, пересек огромную залу и исчез, со своими черными лакированными ботинками, на одном из которых было облачко пепла, он унес его с собой, и там было написано, что кое-кто победил и это был не он.

Джелли Ролл Мортен провел остаток путешествия, запершись в своей кабине. По прибытию в Саутхэмптон он сошел с Виржинца. Днем позже он отправился обратно в Америку.

Хотя, корабль был другой. Он уже больше ничего не хотел знать об этом, о Новеченто и всем остальном. Он хотел вернуться и баста.

С палубы третьего класса, облокотившись на обшивку корабля, Новеченто видел, как тот спускается в своем элегантном белом костюме, со всеми чемоданами, красивыми, из светлой кожи. И я помню, сказал только: «И джаз тоже к черту».

Ливерпуль Нью-Йорк Ливерпуль Рио-де-Жанейро Бостон Корк Лиссабон Сантьяго-дель-Чили Рио-де-Жанейро Антильские острова Нью-Йорк Ливерпуль бостон Ливерпуль Гамбург Нью-Йорк Гамбург Нью-Йорк Женева Флорида Рио-де-Жанейро Флорида Нью-Йорк Женева Лиссабон Рио-де-Жанейро Ливерпуль Рио-де-Жанейро Ливерпуль Нью-Йорк Корк Шербур Ванкувер Шербур Корк Бостон Ливерпуль Рио-де-Жанейро Нью-Йорк Ливерпуль Сантьяго-дель-Чили Нью-Йорк Ливерпуль, океан, самый центр. И тогда, в тот самый момент, картина упала.

Меня всегда поражали такие вещи с картинами. Висят годами, затем, безо всякой причины, ни с того ни с сего, говорю, бамс, падают вниз. Висят они себе там, на гвозде, никто их не трогает, а они в какой-то момент, бамс, падают вниз, камнем. В абсолютной тишине, все вокруг неподвижно, даже муха не пролетает, а они бамс. Безо всякого повода. Почему именно в этот миг? Неизвестно. Бамс.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза