Шелк и пар

Ведь ни Бэрронс, ни Блейд не упомянули, кого видят на месте принца-консорта. А Лео… Он явно был сам не свой. В нем совершенно не угадывался человек, сумевший преодолеть ее защитные барьеры. Человек, который так нежно ласкал Арамину и шептал ей на ухо о Париже. Она хотела, чтобы тот мужчина вернулся. Теперь от него осталась только оболочка: усталая, изношенная, озлобленная, потенциально опасная.

— Понимаю, тебе видится иначе, — тихо произнесла герцогиня, — но хочу, чтобы ты знал: я никогда тебя не предавала.

— Нет?

И только. Мина глубоко вдохнула.

— Моя вина лишь косвенна. Я поручила своему человеку, Гоу, отыскать… нечто, что можно было бы использовать против тебя. А Гоу, видимо, доложил эти сведения принцу-консорту.

— Тебе так сильно хотелось меня уничтожить?

— Я… я… — Она не знала, что сказать. Во рту поселилась горечь. Как же объяснить свои действия, если сама толком не понимаешь их смысл? «Ты меня пугаешь» казалось недостаточным ответом.

Бэрронс не сводил с нее темных глаз, несомненно, делая собственные выводы. Поджав губы, он отвернулся к зарешеченному окну.

— Видишь ли, если доверие нарушено, вернуть его очень сложно. Знаешь, ты выглядишь так, будто тебе стыдно. И я склонен в это поверить. — Бэрронс поднял голову, и его голос превратился в тягучий мед. — Но не стану.

— И что ты собираешься со мной сделать?

— Блейд прав. Тебе теперь известно слишком многое.

— Мне нельзя здесь оставаться. Нужно вернуться.

— Зачем? Пойти на завтрашний бал лорда Брэнсона? Или на утреннюю встречу с модисткой?

Мина отступила, оставив между ними стул.

— Ты не поймешь.

В ее отсутствие Алексу больше некому защитить. А сегодня утром у королевы было на редкость непривычное настроение: по просьбе принца-консорта она вынесла Бэрронсу смертный приговор, не возразив ни единым словом. Мина знала подругу не такой. Принц точно что-то с ней сделал. Причинил боль. Оставленных Миной синяков на руках королевы оказалось мало.

— Пожалуйста, — взмолилась она, не видя иного пути. — Я сделаю все, что ты захочешь. Просто отпусти меня.

Бэрронс прикрыл глаза.

— Все-все? — промурлыкал он, сдвигая стул в сторону и делая шаг к Мине.

Она вжалась в стену, когда рука Бэрронса скользнула по ее горлу. Пальцы коснулись сонной артерии. Зрачки казались бездонными голодными колодцами: Бэрронс явно отдался своей темной стороне. В горле у Мины пересохло, глаза горели огнем, ее саму переполнял голод. Свет в комнате померк, а зрение Мины обострилось.

Как же давно она не делала ни глотка крови, а тут еще и день выдался ужасным. Мина толком не успела оплакать Боадикку, а побег из Башни из слоновой кости потряс до глубины души. Рот наполнился слюной. Мина хотела пить. Настолько, что внутри все болело.

Она отвернулась и закрыла глаза, пытаясь вернуть самообладание. Близость Бэрронса, продолжающего гладить шею, не помогала. Мина обнажила клыки и куснула его запястье.

— Прекрати.

Бэрронс захлопал густыми ресницами и опустил глаза, проводя пальцами по ключицам Мины и ниже, затем костяшками по гладкому изгибу груди. Потом снова с вызовом посмотрел на нее:

— Мне казалось, ты сказала «все, что захочешь».

Мину переполняли одновременно страсть и отвращение, отогнавшие голод. Она хотела Бэрронса, но не так. Он просил ее о немыслимом, о том, что совершенно точно изменит их отношения.

— Я не позволю тебе сделать меня своей шлюхой. — «Даже ради Алексы? После всего, что королева пережила за последние десять лет своего брака с принцем-консортом?»

Рука Бэрронса замерла, а на лице на секунду отразился ужас.

— Может, я просил тебя вовсе не об этом.

Лео отодвинулся, и Мина привалилась к стене, чувствуя, как ей не хватает его тепла. Тогда чего он, черт побери, хотел? Она прищурилась.

Бэрронс зашагал к двери.

— Подожди.

Он замер и оглянулся.

— Что ты собираешься со мной сделать?

— Иисусе, Мина. Честно говоря, о тебе я думаю в последнюю очередь. — Он дернул дверную ручку, и от Мины не укрылись ни напряженные плечи, ни понурая осанка.

Отчасти она чувствовала странное сходство между ними. Мина прижала язык к нёбу, сдерживая рвущиеся наружу слова. Как ей самой хотелось в таком состоянии услышать доброе слово? В те роковые дни, когда она лишилась всего своего мира — семьи и положения?

— Бэрронс?

— Да?

Он определенно не хотел облегчать ей жизнь, и она, несомненно, могла продолжить вести себя с ним в том же духе. Пусть сам построит между ними стену, за которой Мина сможет снова быть в безопасности. Ледяная принцесса в сияющей башне из слоновой кости… Пусть эти слова никогда ей не нравились, они ее защищали. Отчасти она и сама себе не нравилась, если так посмотреть. Потому что возводить стены вокруг сердца было безопасно, и когда-то это ей однозначно требовалось, но теперь она стала сильнее. И увидела проблеск того, как могла бы жить, снеси кто-то эти стены.

Но речь не о ней. Сейчас не она мучилась от боли, хотя Бэрронс почти ничем не выражал своих страданий.

— Никогда не видела тебя таким неуверенным, — сказала Мина. — При дворе ты всегда такой смелый. Отчасти… именно поэтому ты так меня интригуешь.