Шелковый путь

— Чего тут интересного? Посол ведь не брат, не сват, с кем можно от души поговорить. Он так и норовит в нутро твое пролезть, все тайны-секреты выведать. Такой посол точно мешок, набитый змеями. Того и гляди, какая-нибудь ужалит. Мир и вражда — все от них, от послов. Что эта встреча предвещает нам, одному богу известно…

Старик сложил ладони, произнес благодарственную молитву. Паромщик накрыл чашу скатертью, поставил на деревянную подставку. Потом снова полил гостю на руки из кувшина. Он только теперь разглядел руки старика. Пальцы у него были длинные, худые, бледные, с чернильными пятнами. Чернила старик делал сам: поджаривал до угольной черноты пшеничные зерна, толок их в ступе, добавлял в порошок немного соли и молозиво травы-сагыза, а потом все это разбавлял горячей водой. Писал старик, лежа на животе, подложив под грудь подушку, скрипел подолгу гусиным пером. Приезжая в крепость Жаухар, молодой паромщик неизменно навещал старца и всякий раз заставал его в трудах…

Старик поднялся, отряхнул полы чапана, вышел из лачуги. За ним с веслом в руке шел паромщик. Ночь была тихая, ярко светила луна. Можно было без боязни переправляться через реку. У крутого берега паромщик поддержал старика под локоть, помог спуститься по склону. Привычно отвязав лодку от прикола, он заглянул, нет ли в ней воды, закрепил уключины. Старик занес ногу и отшатнулся. Вода в лодке напугала его.

— Дно твоей лодки прохудилось, что ли, сынок?! Смотри, воды-то сколько!

Паромщик спокойно пояснил:

— Вода всегда просачивается, если лодка долго стоит на воде. Но это не опасно. Важно, чтобы не поднялась больше определенного уровня. А поднимется — вычерпаем. Вода на дне даже на пользу. И лодка не рассохнется, стоит устойчивей, не даст снести течению.

Паромщик не преминул похвалиться, что лодка его из прочного, легкого дерева. Вначале лодка покачивалась, вырывалась, точно норовистый конь, в сторону, никак не могла удалиться от берега.

— Сильное течение, — заметил паромщик, — прямо-таки отталкивает весла. — Греб он изо всех сил.

Доплыли до середины реки. Далеко по воде легла широкая лунная дорожка. Длинная острая тень тянулась от лодки. Провидцу представились кузнецы, кующие мечи. Раскаленный докрасна брусок плюется искрами на наковальне; молотобоец бьет по нему, пока он не обретает сизый отблеск; и вот продолговатое плоское железо опускают понемногу острием в воду. Лунный свет напоминал меч, вонзившийся в черную гладь реки.

Неожиданно лодка дернулась, резко развернулась. Старик едва не вывалился за борт. Паромщик налег на весла.

— Нарвались на воронку, — сказал он.

— Свернул бы немного в сторону, — подосадовал старик.

— Ну, что вы, отец?! Воронка ведь не течение. Сегодня она здесь, завтра на другом месте образуется. Откуда знаешь! Не будешь же с фонарем в руках воронки искать. Вода — она коварная…

Выбрались на гладь. Здесь река текла спокойно, и лодка стремительно заскользила по поверхности. До берега добрались благополучно. Вода в лодке не поднялась ни на палец. Ичиги провидца промокли, Видно, зачерпнул воды, когда закрутило лодку. Старик вылез, поблагодарил, благословил джигита. Пошарил было в карманах, но тут же отдернул руку, раздумал. Денег джигит все равно не взял бы, а обиделся бы непременно…

Прошло несколько дней после этого события. Ночная тишь нависла над крепостью Жаухар, стоявшей у излучины Инжу. Все вокруг погрузилось в сон, погасли огни, смолк дневной гул. Только изредка, нехотя лаяли псы. В середине крепости возвышался холм, а на холме стояла вышка — небольшая площадка на четырех высоченных столбах. Габбас поднялся по скрипучим ступенькам на вышку, где молодая жена подготовила уже для него удобное ложе — коврик, подстилка, подушка. Молочный свет луны щедро освещал вышку. Здесь старик предавался отдохновению и возвышенным мыслям, наблюдал за звездами на бездонном небосводе, вычислял их движение, заносил все на бумагу, писал, мечтал.