Шелопут и Королева. Моя жизнь с Галиной Щербаковой

И все. Ртуть собралась, ее можно было заключить в любой сосуд – хотя бы и романа. Галина не только ограничила место «разбирательства» двором дома одной из подруг, но и по примеру Еврипида уложилась с двадцатилетней историей четырех женщин в один световой день. Правда, для этого ей пришлось придать одной из героинь еще и роль Хора, то есть рассказчика.

Я считал, первый блин не получился комом и подтвердил правильность моей кардинальной идеи насчет будущего моей подруги.

С того времени по крайней мере лет на десять в нашу повседневную жизнь вошло кое-что новое: отсылка в больших конвертах рукописей на адреса московских издательств и журналов и получение их обратно. Как пинг-понг. Влезает – и вылезает.

Не могу отказать себе в удовольствии привести воспоминание Сергея Довлатова.

«Декабрьским утром 67-го года я отослал целую пачку рассказов в журнал «Новый мир». Откровенно говоря, я не питал иллюзий. Запечатал, отослал и все.

«Новый мир» тогда был очень популярен. В нем сотрудничали лучшие московские прозаики. В нем печатался Солженицын.

Я думал, что ответа вообще не последует. Меня просто не заметят.

И вот я получаю большой маркированный конверт. В нем – мои слегка помятые рассказы. К ним прилагается рецензия знаменитой Инны Соловьевой. И далее – короткое заключение отдела прозы».

Дело в том, что спустя несколько лет все это слово в слово могла повторить и моя Галина. Знаменитая Инна Соловьева отрецензировала тогда рассказы «Кузя-Кирюша», «Случай с Кузьменко», повесть «Справа оставался городок» и «Кто из вас генерал, девочки?».

Но вот что интересно: наименее убедительной рецензенту показалась «новелла», списанная автором с себя самой.

Мы с Галей иногда говорили в связи с ее работой на тему: в художественном творчестве опасно воспроизводить действительность как она есть (а особенно ту, которая – из биографии самого автора). Нет ей читательского доверия! Помню, как, смеясь, она говорила: «Надо же, на площади в толпе встретила Моисея из Свердловска. Ну прямо для концовки рассказа, который пишу. Но нельзя, нельзя, ты же знаешь…»

Я знал. Галину нередко упрекали, особенно во внутрииздательских рецензиях, в искусственных сюжетных совпадениях, как бы авторских поддавках. А между прочим, мне казалось, ее гораздо чаще, чем среднестатистических граждан, преследовали случаи, к которым подходит избитая формула: напиши – скажут, придумано. Она и старалась не писать, предпочитая, как я уже говорил, реальность, отфильтрованную или, наоборот, обогащенную в туманном сосуде фантазии.

Время «Нового мира» для Щербаковой еще не пришло. Как не пришло оно и после восьмистраничной (!) рецензии Юрия Домбровского, «одного из самых сильных прозаиков ХХ века, что по нашим, что по западным меркам» (Дмитрий Быков

), на ее роман «Провинциалы». Этот, кроме прочего, еще и удивительнейший человек сказал: «Г. Щербакова написала хорошую принципиальную книгу, которая интересна, выразительна и очень актуальна». У него как раз тогда выходила в Париже, в «ИМКА-Пресс», его главная книга «Факультет ненужных вещей».

А я едва ли не каждый день повторял Гале: «Их дело печатать тебя или не печатать. А твое – писать и писать. Когда придет твоя пора, все, что написано, увидит свет».

А ведь так и стало!

Алёна Бондарева в «Вопросах литературы» писала: «В 2000–2010-е годы издательство «Эксмо» сделало ее одним из самых тиражируемых авторов и в последнее десятилетие жизни писательницы переиздавало как ранее опубликованные тексты, так и мало кому известные романы, доставая новые книги фактически из рукава, что у читателей вдумчивых, но не всегда следивших за творчеством Щербаковой создало впечатление работы быстрой и на публику. Лишь немногие знали – рукописи готовились не за два-три месяца до выхода, а извлекались на свет из потрепанного советского чемодана, в который несколько лет подряд укладывались плотными стопками вместе с отказными письмами и внутренними рецензиями из журналов и издательств». Действительно, был потрепанный советский чемодан, и были мало кому известные романы, вот только рукописи в чемодане не хранились. Я читал верстку журнала и кое-что в ней поправил, а к этой неточности не стал придираться. Я не знаю ее происхождение. А вдруг Галина в своем интервью для журнала «Читаем вместе» так сказала? В художественном тексте она была всегда строга в деталях, а вот в устной речи могла «заливаться соловьем», «по-хохляцки» украшая ее красочными тропами, эпитетами и прочими стилистическими фигурами. Мне, например, это нравилось. А наши дети над писательницей подтрунивали: ну ты, мама, сказанула!

Многие повести, рассказы, романы Галины переиздавались по два, три, четыре раза… А вот «Кто из вас генерал, девочки?» автор не давал перепечатывать более четверти века. Может, просто недосуг было сосредоточить внимание на первом своем прозаическом опыте? Ведь и вправду воплотился девиз – писать и писать, и так почти до последнего дня. Были ли силы и желание возвращаться к минувшему?