Шепот питона

Резкий звук разрываемой ткани; он стянул с меня превратившиеся в лохмотья трусы и сбросил их на пол. Разжав мне ноги, грубо, царапая кожу, всунул внутрь палец. Низ живота свело от боли. Я еще раз попыталась выбраться, но безуспешно. Дэвид снова ударил меня по лицу, зубы клацнули, а во рту появился привкус металла.

— Я сказал не закрывать глаза!

Я все равно их закрыла, когда он вошел в меня своей грубой деревяшкой и прижал волосатые ноги к моим бедрам, казалось, разрывая в клочья мои мышцы. Из уголка моего рта текла какая-то жидкость, она скапливалась за зубами, ее становилось все больше. Я сплюнула, но слюна упала мне на подбородок, на шею, на мешковатую футболку. Новый удар — в этот раз я выплюнула кровь ему в лицо. Со следующим ударом вылетел зуб. Осколок царапал мне язык, а Дэвид всаживал в меня свою сухую деревяшку, снова и снова, жесткий, терзающий плоть сучок…

Я презирала свою грудь, мерно вздымавшуюся и поддерживающую мою жизнь. Мне нужно было выбраться из тела, чтобы выжить. Мне нужно было увидеть что-то белое. Солнечные лучи на небе, трава и деревья — в голове у меня все побелело. Но когда я попыталась закрыть глаза и исчезнуть, новый удар вернул меня в реальность, напомнил про острую боль и вонючее дыхание. Жесткий сучок раздирал самую нежную часть моего тела, продолжал истязать ее, казалось, долгие часы. В конце концов я уже просто лежала и принимала его в себя, уставившись в лицо, не знающее стыда.

Кончив, Дэвид уселся на край дивана и надел шорты. Он сидел спиной ко мне. Я лежала и смотрела в потолок. Дэвид щелкнул зажигалкой, и я почувствовала запах марихуаны. Он спокойно курил косяк, а я лежала за его спиной, и внутри у меня все горело.

Мариам

Олесунн

Четверг, 24 августа 2017 года

Кэрол легко похлопывает по голове веймарскую легавую.

— Мне кажется, ты сошла с ума, darling[18]. Я на все готова, чтобы помочь тебе найти дочь, — сюсюкает она, словно обращаясь к собаке, а после наклоняется и треплет ее за ухо. Та поскуливает и виляет хвостом, не замечая повисшего в кухне напряжения.

— Слишком поздно для этого спектакля, Кэрол.

Она глядит на меня.

— По-твоему, я притворяюсь?

— Она жива или нет? Твоя внучка?

Она качает головой.

— Ты — мать Дэвида Лорентсена. Ты наврала мне, когда сказала, что не впустила Руе Ульсвика в дом. Он был здесь и рассказал тебе все, что узнал. И ты поняла, что Ибен — дочь Дэвида. Я права?

Кэрол поднимает глаза, протягивает руку и открывает духовку. И в этот момент я вдруг осознаю, что это не та духовка, в которой она обычно готовит, — та новая и стоит на другом конце кухни. Кэрол сует в духовку руку и достает револьвер с блестящей гладкой рукояткой, словно из фильма про ковбоев. Выпрямившись, направляет дуло на меня.

— А знаешь, ведь мне до сих пор никто не говорил, что у меня есть внучка. — Она с обидой вскидывает голову. — Ты хочешь вернуть свою дочь. А я — своего сына. Мой сын жив, Лив?

Мои вены словно набиты льдом и битым стеклом. Ее улыбка так похожа на улыбку сына — как же я раньше этого не замечала?

— Расскажи, как ты догадалась, что Ибен — дочь Дэвида.

— Этот придурок заявился сюда, разложил передо мной все бумаги, — говорит Кэрол, указывая рукой на кухонный стол. — Фотографии, вырезки из газет… Я впервые увидела твою дочь, на фотографии с ее одиннадцатилетия. Ни один человек не похож так на моего сына, как она. Она родилась через девять месяцев после того, как ты приехала ко мне, чтобы вернуть змею, после того, как убили моего сына. Я помню, как ты пыталась поскорее удрать из города, и в тот же день моего Дэвида последний раз видели живым. Никто из тех, кого он знал, не смог бы этого сделать: его лишили жизни из ненависти, а перед смертью он был с женщиной. Видимо, с тобой.

— Дай мне на нее посмотреть!

Кэрол машет револьвером в сторону ведущей в подвал двери.

— Да пожалуйста! Смотри сколько угодно!

Она хочет, чтобы я шла первой. Открываю дверь и ступаю на узкую крутую лестницу, ступенька за ступенькой, спускаюсь вниз в яму. Где Неро, я не знаю, но ощущаю его близость. Он словно прополз по моим венам, он здесь, со мной…

— Все эти годы я наблюдала за твоим безумием, — по-американски раскатисто говорит Кэрол, — не понимая, что ты за excuse for a human being[19]

.

Я никогда раньше не спускалась по этим ступенькам. Я бывала на первом этаже и на чердаке. Здесь, внизу, располагается небольшая комната с камином, кроватью и старым пузатым телевизором.

— Я разрешала ему жить здесь столько, сколько ему хотелось, когда нужно было убраться из плохой компании.

Я не выдерживаю и смеюсь.

— Дэвид сам был плохой компанией, Кэрол.

Она мгновенно впивается ногтями мне в шею. Бросает мне в лицо:

— You beat him at being the bad guy[20].

Приставляет дуло револьвера к моему виску, и в нос мне бьет ее запах — заставляющий меня вспомнить ту ночь на диване у Дэвида, когда тот впихивал в меня свой деревянный сучок и все никак не мог остановиться. Чтобы восстановить тот зуб, я потом потратила несколько тысяч крон.