ОСКАР ШЕРВИН

ШЕРИДАН

Моим детям посвящается

OSCAR SHERWIN

UNCORKING OLD SHERRY THE LIFE AND TIMES OF RICHARD BRINSLEY SHERIDAN

TWAYNE PUBLISHERS, INC.

NEW YORK 1960

МОСКВА «ИСКУССТВО» 1978

СЕРИЯ «ЖИЗНЬ В ИСКУССТВЕ»

Перевод с английского В. Воронина

Ты настоящий друг, и я прошу тебя лишь об одном:

Люби меня по-прежнему, люби со всеми недостатками.

И не слишком строго за них осуждай.

Шеридан, "Писарро"

КНИГА ПЕРВАЯ. ЭПОХА

Шеридан жил в век ораторов и актеров. Палата общин была театром для всей страны. Кулуары парламента, где люди просиживали до пяти утра в надежде услышать монолог одного из главных героев, выполняли в этом театре роль артистического фойе, так называемой «зеленой комнаты». Не только репортеры, но и сами парламентарии записывали выдающиеся речи, а сиятельные леди с нетерпением ожидали исхода парламентского спектакля. Леди Чэтам, леди Темпл, герцогиня Ратлендская и еще две-три знатные дамы дневали и ночевали в комнате по соседству с залом заседаний, набрасываясь на каждого вошедшего члена палаты с расспросами: «Как вы думаете, сударь, что произойдет дальше? А кто выступает сейчас?»

Англия переживала тогда эпоху несдержанных чувств и экспансивных выходок, эпоху заглавных букв, курсива и восклицательных знаков. Слезы считались хорошим топом вплоть до 1808 года, когда в моду вошли сюртуки и кончился восемнадцатый век. На протяжении сорока лет слезы рекой лились в обеих палатах и были в парламентской практике таким же обычным явлением, как латинские изречения. Берк проливал слезы умиления, когда Фокс пел ему хвалу в 1790 году, а год спустя рыдал Фокс, когда Берк бесповоротно порвал со своим другом и учеником. Впрочем, в моменты политических потрясений Фокс всегда плакал как дитя. Обильные слезы текли по толстым щекам этого пятидесятилетнего баловня судьбы, когда в 1799 году, покинув Сент-Энн, эту Аркадию, где он коротал дни в добровольном изгнании, Фокс, подстегиваемый тщетной надеждой свалить наконец Питта, спешил в Лондон. Фокс и Берк — натуры эмоциональные, но и Питт, невозмутимый Питт, тоже плакал, «надвинув на глаза шляпу», когда палата проголосовала за привлечение к суду его любимца Дандаса, лорда Мелвилла. Чопорный Эллиот (впоследствии лорд Минто) иной раз всхлипывал, растрогавшись чьим-нибудь красноречием, а однажды (когда произнес скучнейшую речь против Уоррена Хейстингса в связи с делом Импея) — своим собственным, которое, по его уверению, «имело честь вызвать слезы на глазах некоторых слушателей». Дженкинсон (лорд Ливерпул), прозванный «фигурой за троном», тоже частенько проливал слезы, поднося к глазам платок. Даже сухарь Барре уронил слезу, слушая обличительную речь Берка о притеснениях индейцев во время американской войны[1]. В 1789 году надменный, насупленный лорд- канцлер Тэрлоу (Фокс однажды сказал о нем: «Любой мудрец покажется рядом с глубокомысленным Тэрлоу глупцом») со слезами в голосе лживо клялся с вулсэка[2] в своей верности королю. А осенью предыдущего, 1788 года величественный лорд-канцлер разразился истерическими рыданиями при виде потерявшего рассудок монарха.

Пламенные речи великих ораторов неизменно вызывали потоки слез. Жена Шеридана и миссис Сиддонс обе лишились чувств, потрясенные обвинительной речью Берка против Уоррена Хейстингса. Слушая эту речь и речь Фокса, плакали, громко всхлипывая, все присутствующие. Шеридан тоже не стеснялся слез — он расплакался на виду у всей публики на представлении «Дуэньи», завидев в зале своего отца (с которым он тогда еще не примирился) и сестер. Наследник престола так разволновался во время тяжелого объяснения с Фоксом по поводу своих взаимоотношений с миссис Фицгерберт, что, потеряв всякое самообладание, катался по ковру. Стараясь покорить сердце упомянутой особы, наследный принц, словно языческий жрец, кололся кинжалом и угрожал покончить с собой. А когда впоследствии ему пришлось вступить в брак со злосчастной Каролиной Брауншвейгской, он в прямом смысле слова рвал на себе волосы в саду Карлтон-хауса. В довершение картины и сам его августейший родитель рыдал на плече у невозмутимого герцога Портлендского, жалуясь на тиранию коалиции.

В театре слезы не удивительны, но тут они лились водопадами. Гаррик должен был прервать свою прощальную речь при расставании с театром Друри-Лейн из-за подступивших к горлу рыданий. Когда миссис Сиддонс вернулась на подмостки Друри-Лейна, отец Шеридана, актеры и зрители растроганно плакали навзрыд. Все тот же Фокс, садившийся в оркестре, чтобы быть поближе к этой знаменитой трагической актрисе, однажды оросил слезами инструменты оркестрантов.