Шерлок Холмс. Армия доктора Моро

Он оказался прав. Обстановка пугала ничуть не менее, чем самая жуткая сцена убийства. Прихожая выглядела довольно скромно – сланцевый пол, большой стол напротив входа, на нем ваза с засохшими цветами. Признаки обычного человеческого жилья этим исчерпывались. Кто-то исписал все стены одной и той же фразой: «Бойтесь Закона». Почерк был крайне неустойчивым, меняясь от ровного и спокойного до немыслимых каракуль человека, охваченного бешенством.

– Уверен, что Прендик сам это написал, – заявил Манн. – Во-первых, именно эту фразу он повторял спасшим его матросам, во-вторых, надписи расположены на удобной для него высоте. Кроме того, Прендик обычно использовал печатную букву «а» с завитком наверху. – Инспектор раскрыл папку, которую прихватил с собой. – Я взял на почте несколько ярлыков с адресом отправителя, подтверждающих эту особенность его почерка. Может быть, доказательства не бесспорны, но достаточно убедительны для меня.

– Разумеется, домработница…

– Не видела ничего подобного. Полагаю, эти надписи были первыми проявлениями его помешательства, которое в итоге привело к самоубийству.

– Но что послужило решающим толчком? – вернулся я к прежнему разговору. – Как вы сказали, он получал почту в среду? Что именно ему прислали?

Манн сверился с документами, а я тем временем прошел вдоль стены, присматриваясь к надписям.

– Посылку с фосфористым алюминием.

– Препарат против грызунов, – догадался я. – Вы не нашли в доме мышеловок?

– Они здесь повсюду. Миссис Брэдли говорила, что Прендик постоянно их проверял.

– Видимо, он боялся животных, – заключил я. – Учитывая все, что ему пришлось пережить, это неудивительно.

– Совершенно справедливо. – Манн закрыл папку и подошел к окну. Очевидно, его мысли были заняты чем-то другим. – Возможно, он увидел из окна нечто подобное – крысу или мышь. Это могло оказаться той последней каплей, которая привела его к роковому решению, как вы думаете?

– Если вы правы, то остается лишь удивляться, как он продержался столь долго.

Манн обернулся и удивленно поднял брови. Затем кивнул.

– Прендик постоянно видел здесь разнообразных животных. Если его рассудок был настолько уязвим, даже овец старого Брэндона оказалось бы достаточно, чтобы потянуться к шкафу с реактивами.

– Больше никакой почты не было?

– Религиозная брошюра, химический журнал и газета «Таймс».

– Он выписывал «Таймс»?

– Полагаю, да. Хотя, должен признаться, не проверял. Вы думаете, ее могли прислать ему специально?

Я пожал плечами.

– Если кто-то хотел передать ему сообщение или напугать, то вполне возможно. Но разумеется, все зависит от того, что было напечатано в газете, – сказал я, и неожиданно у меня мелькнула догадка. – Что-нибудь об изувеченных трупах, найденных в Ротерхите?

– Думаю, такое могло случиться, – подтвердил Манн. – Эта история попала в прессу. Вы считаете, что тут есть какая-то связь?

– Возможно. Однако большего, увы, не скажу. – Я заставил себя посмотреть инспектору прямо в глаза и умоляюще сложил руки. – Неприятно от вас что-то скрывать, но мы с Холмсом по поручению правительства расследуем дело особой секретности, и я не вправе разглашать подробности.

Я тут же пожалел о том, что произнес эти слова. Инспектор Манн, судя по всему, был достойным человеком, и я не сомневался, что он заслуживает полного доверия. Но меня не уполномочили решать такие вопросы.

– Полицейские не любят, когда их используют втемную, доктор Ватсон, – заметил Манн. – Это похоже на неуважение к нашей профессии.

– Я сожалею, что так вышло. И если бы это зависело от меня…

– Прошу отметить, что вы здесь находитесь как частное лицо, и я не должен был впускать вас в дом. – Он многозначительно посмотрел на меня. – Однако же я сделал для вас исключение.

Я вздохнул. Было бы весьма заманчиво открыться этому человеку. Но помимо инстинктивного доверия к Манну, что еще я мог сказать в его пользу? Мне дважды приходилось работать с ним, и оба раза он показал себя толковым полицейским и надежным помощником. Едва ли этого достаточно, если ты поклялся одному из самых влиятельных людей страны сохранить все услышанное в секрете.

– Понимаю, что вы сейчас чувствуете, – сказал я наконец. – И если попросите меня уйти – значит так тому и быть. Но я действительно не могу вам сейчас ничего сообщить. Я дал клятву и не стану ее нарушать. Как бы высоко я вас ни ценил, благоразумнее будет промолчать. Это не моя тайна, и не мне решать, кому ее можно доверить, а кому нет.

Он кивнул, помолчал немного, а затем улыбнулся:

– Не стоит так переживать. Полагаю, я должен быть доволен тем, что вы не злоупотребляете чужим доверием. Значит, я правильно поступил, поделившись с вами служебной информацией. Правда, это вовсе не означает, что меня сейчас не гложет любопытство, но давайте лучше забудем об этом…

Я признался инспектору, что после его слов у меня словно камень с души упал.

– Не в первый раз простого сельского полицейского не считают нужным посвящать в суть дела, – посетовал он. – По правде говоря, это происходит так часто, что не стоило обращать внимания.