Шесть дней из жизни дознавателя

— У тебя должны быть дети, Серёжа! Почему ты не завёл детей?! Это самое большое счастье на Земле! Знаешь какие замечательные дети от тебя получаться? В них не будет жестокости, они очень долго сохранят чистоту души, они сделают очень много полезного для людей! Твои дети, Серёжа! Я очень жду рождение твоих детей, зая… Не задерживай с этим, ладно? Всё у тебя будет хорошо! Живи, пожалуйста, живи за нас двоих! Будь счастлив, я тебя умоляю! Наша любовь никуда не может деться! Она есть и будет всегда! Но прошу тебя — живи полной жизнью! Не надо себя во всём ограничивать как ты! За что ты себя наказываешь? Почему ты перестал себя любить? Ты даже еду себе перестал нормальную покупать? Зачем? Убивая себя и изматывая, ты думаешь доставляешь мне удовольствие? Я одно желаю, чтобы у моего любимого всё было прекрасно! Ты главное держись и никогда не падай духом! Скоро всё пройдёт, всё закончится, тебе уже хватит спать, хорош спать…

— Хорош спать! Ты чё, сюда спать пришёл?! — произнёс громко капитан Сидоров, возвращая Габоронова из дремоты, в которую он погрузился от стресса, напряжения и жары.

Дознаватель открыл глаза, пытаясь осознать, где он находиться и что происходит. Он сидел на стульчике, наручники по-прежнему находились на его руках, жара, жажда — всё осталось при нём.

— Где деньги, Габоронов! — Сидоров уже был злой.

Было очевидно, что у них что-то не получалось.

— Хотя, мы сейчас сами всё увидим! — резко заулыбался оперативник УСБ.

Габоронов обратил внимание, что к столу, на котором находился видеорегистратор, подошёл, судя по очкам, сутулости и растрёпанным сальным волосам, компьютерный гений. Он наклонился к технике. Прищурился, осмотрел её, немного покрутив, сам себе заулыбался и произнёс, что ему всё понятно.

— Какой монитор можно использовать? — радостно спросил гений, а Габоронов начал злиться поведению этого компьютерного маньяка, который был готов радостно помочь засадить Габоронова в тюрьму, даже не зная до этой минуты о его существовании…

А тем временем слухи о задержании старшего лейтенанта милиции Габоронова разошлись по всему ОВД. Кто-то просто охнул и дальше занимался своими текущими делами. Кто-то начал говорить, что он так и знал, что противная рожа Габоронова так и напрашивалась на наказание. Были коллеги, которые испугались, поскольку у самих было много грешков, перебирались случаи, за которые и они могли также пострадать. Многие просто не задумывались, виновен дознаватель или нет, сочувствовали коллеге, потому что попался.

Лишь два человека в дознании, очень близко знающих Габоронова, знали и верили, что он не виновен и это всё провокация. Хотя на момент неприятностей у Габоронова по данному факту в законе отсутствовало чёткое определение на этот счёт. Понятие провокации взятки больше ходило в обиходе. Общество ещё не было готово к тому, что кто-то может взятку и не брать… Если давали, значит договаривались об этом. А так, чтобы кто-то давал, а её не брали, и он по данному факту обратился в правоохранительные органы — абсурд! Поэтому если и данные вещи происходили, то значит это была чистая подстава. Только вопрос в данном случае в том, в курсе ли были сотрудники УСБ, или их самих ввели в заблуждение? И данным вопросом задались эти самые два человека, не верившие, что Габоронов решил продать дело Духовского. Лейтенант Третьякова, вместе с полковником Смирновой с утра штурмовали всё и каждого, чтобы помочь Сергею.

— Ну что сказал начальник, Ольга Юрьевна? — Третьякова вновь сидела в кабинете Смирновой, ждала, пока последняя придёт с очередной аудиенции с начальством.

— Да что-что? УСБ им рассказывает, что Габоронов вымогал с Духовского и всё тут. Я им уже и про Чёрного рассказала, и про опасения Серёжки. Что ж я его не услышала то, когда он говорил, что эти твари могут что-то сделать?! Ну, нам же тут каждый день угрожают всякие упыри, и никогда ничего не происходило! Привыкли мы уже к этим собакам бешенным, что они только тявкать могут. Ничего, в общем нового. Я даже по вздорила с начальником, Ерёмов там нас разнимал. Он тоже, вроде верит в невиновность Габоронова, да факты всё хочет. А какие тут факты? Если ему просто запихали деньги да и всё! Все жду, что запись покажет… — за долгое время начальник дознания была в эмоциональном состоянии.

— Я поговорила с Иркой, продавец которая.

— Я же сказала тебе не соваться! Тебе шмона в кабинете мало что ли было? — сотрудники УСБ осматривали рабочий стол Габоронова, но не нашли ничего запрещённого.

Третьякова спрятала у себя в машине все дела, в которых допросы были без подписей адвоката, где не было дат — всё, за что могли зацепиться уэсбэшники. Благо уголовное дело Духовского было пока ещё без каких-либо нарушений. Они хотели его изъять, но Смирнова добилась с помощью прокуратуры, чтобы они этого не делали.

— Я аккуратно, Ольга Юрьевна, Вы же меня знаете, — уверяла Третьякова, — Так вот, девушка что-то знает, я думаю, но не понимает кому из нас можно верить, а кому нет. Но самое интересное, знаете чья она дочь?