Шесть лет спустя

Какой политический багаж уместился в его голове? Вполне компактный: ненависть к той жизни, где у власти стоят «хлопы» и где богатство не дает привилегий. Где само это богатство не разрешают наживать. Где проповедуют дурацкое общее равенство. А какое у него может быть равенство с деревенским навозным трудягой или закопченным сталеваром, если он уже к двадцати годам почти супермен: разъезжает в машине, имеет солдата для услуг, может любого из встречных уложить одним толчком пальца, а после экзаменов для него будет открыт персональный счет в банке!

Эта ненависть имела и вполне конкретные адреса. Казимира охватывала, например, злоба при каждом воспоминании о спутниках детства в далеком городе Гродно. Его осмеливался бить своей грязной рукой оборванец Михась лишь потому, что к власти пришли нищие рабочие и батраки. Даже калека Стась всячески третировал его. Заезжий Лешка его открыто презирал. И все из-за выхоленной кожи, упитанного тела, мягких курчавых волос, заботливо уложенных рукой прислуги.

Это они отобрали у семьи Шпилевских дом, заставили ее скитаться. Ладно, он им покажет равенство…

Ничего не осталось от прежнего слабосильного барчука. Правда, нежную кожу лица не испортили даже загар и ветер, сохранилась и породистая ямочка на отвердевшем подбородке, но глаза… О, сейчас это были глаза не нытика, а мстителя.

Однако с экзаменами вышла небольшая осечка. Оказалось, что так и не удалось наставникам выработать в нем все качества агента-универсала. В ходе «преддипломной практики», то есть во время своей пробной заброски в Литву, он допустил серьезный промах.

Ему надо было проникнуть в уцелевший лесной лагерь контрреволюционных «повстанцев» и поднять их дух, проведя операцию по взрыву шоссейного моста на важной магистрали. Он вез им новейшие мины, питание к рации, усовершенствованное личное оружие и, главное, очень большую сумму советских денег.

Вез и привез. Морская охрана не успела перехватить безымянный скороходный катер, который доставил в прибрежные воды пассажира от шведских берегов. Здесь Шпилевский погрузился в бесшумную резиновую лодку и благополучно причалил в условленном по радио месте. Отсюда его провели в лес.

Но дальше все пошло не по плану. Уже через несколько дней он крепко повздорил с «лесными братьями», которые сильно раздражали его своей тупостью, вшивостью и жадностью: чуть не передрались из-за сотенных купюр. А ведь ему предстояло долго жить среди этого сброда да еще руководить им. Нет, он не вынесет! Однако вернуться, не выполнив задание, было равносильно пуле в лоб. Или, при самом лучшем варианте, он окажется сезонным рабочим где-нибудь в Новой Зеландии.

Высокомерие заморского гостя тоже выводило из себя старожилов лесного бункера. Однажды они напрямик сказали ему: «Командовать да покрикивать на нас ты еще молод. Сам-то небось мелкой дрожью затрусишься, когда выйдешь на дорогу да повстречаешь первого милиционера».

Они ошибались: трусостью Шпилевский не грешил. Самое же главное, ему нечего было опасаться встреч со знакомыми, чего так боялись лесовики, изрядно нашкодившие по всей округе. Его здесь абсолютно никто не знал.

Казимир попросту плюнул на своих одичавших соратников, выбрался вечером один из леса в одежде монтера, а к сумеркам был у заветного моста через реку. Здесь он понаблюдал с полчаса за пожилым постовым из военизированной охраны и убедился, что тот никак не реагирует на проходящие машины, а глядит на воду или отсиживается в будочке. Тогда Казимир пошел прямо к постовому. Тот увидел монтерские «когти» и пояс, приветливо улыбнулся, но удостоверение все-таки спросил.

Больше он ничего не спросил и беззвучно полетел в воду со сломанными шейными позвонками. А диверсант установил одну мину прямо под сторожевой будкой, вторую в теле главной опоры, куда спустился с помощью тех же «когтей», третью — у противоположного въезда на мост. Срок действия часового механизма — полчаса. За это время Казимир «проголосовал» перед самосвалом, идущим в Клайпеду, ровно через тридцать минут затылком воспринял эхо далекого взрыва и попросил остановить машину у первого хутора.

Самосвал и все другие автомашины вскоре станут осматривать на шоссе разные спецслужбы. Фигура монтера с инструментом наверняка уже известна на дороге. Поэтому Казимир закопал робу и «когти» в копну сена, а сам нахально остался сидеть на бровке в спортивном костюме и кедах и принялся завтракать бутербродами и колбасой. Трижды подлетали к нему мотоциклисты для проверки документов и столько же раз он предъявлял безупречно изготовленный студенческий билет Гродненского пединститута. Один дотошный проверяющий поинтересовался:

— В общежитии живете на улице Ожешко?

— Нет, у хозяйки. На Подольной.

— А, знаю, бывал. Около пивзавода.

— Да не около, — улыбнулся Казимир. — Мой восемьдесят седьмой номер как раз в другом конце улицы.