Что еще важнее: как он сможет приноровиться к такой жизни? И самое главное – как ему отныне выполнять свое задание, если план полетел к чертям и все подозревают друг друга?
Он начал часто дышать. Тяжело сел в изножье неприбранной постели и сделал несколько глубоких вдохов, закрыв глаза и пытаясь подавить головокружение. Его снова затошнило, он сглотнул – рот неожиданно заполнился слюной.
История Поля
Салли Миньон, миллиардерша-клон, патрон Университета Обамы в Чикаго, оказалась гораздо миниатюрнее, чем думал Поль.
– Мистер Сёра, – сказала она, когда он вошел в ее кабинет. Он подал ей руку через стол. Она не привстала, чтобы пожать ее, и он нервно убрал руку.
Салли показала на кожаное кресло перед своим столом.
– Садитесь.
Он сел.
Она некоторое время разглядывала его, потом встала.
– Должна сказать, мне любопытно ваше желание найти здесь работу. Ваша слава бежит впереди вас.
Он сглотнул.
– Не знаю, чем я мог привлечь ваше внимание, мэм. Я…
– Перестаньте болтать вздор, Поль. Со времен отца Гюнтера Ормана у нас не было столь красноречивого противника клонирования.
Он сглотнул.
– Не знаю…
– Думаете, я не проверяю каждого, кто здесь работает?
Поль уставился на нее.
– Каждого во всем университете?
– Каждого, чей уровень, как ваш, предполагает разговор со мной. Я готова уволить помощника, передавшего мне ваше резюме. Вы с ним переспали, чтобы удостоиться такой чести? Не могу представить себе, чтобы такой человек, как вы, захотел здесь работать.
– Мне нужна работа, – начал он и протянул ей свое резюме.
Она отшвырнула его.
– Полагаете, я это не читала? Вот что. Давайте займемся кое-чем поинтереснее. Вставайте.
Озадаченный, он встал. Салли обошла стол и остановилась перед ним, и он до головокружения испугался, что она его ударит. Она показала на свое кресло.
– Садитесь.
Он пошел, едва не споткнувшись о стол из вишневого дерева. Сел на ее место, не зная, куда девать руки.
Она села в кресло интервьюируемого.
– Давайте. Мисс Миньон, я известный ненавистник клонов. Почему вы должны меня нанять?
Он разинул рот, лицо запылало. Запинаясь, Поль проглотил возражения и начал отвечать, стараясь говорить быстро.
– Ну… работа состоит в управлении компьютерной лабораторией и не связана с проблемой клонирования. Вы кажетесь достаточно квалифицированным, чтобы выполнять эту работу.
– Но здесь учится много клонов, – сказала она. – И мои шансы не встретиться с этими противоречащими природе уродами меньше нуля.
Голос ее оставался совершенно спокойным, но он слышал в нем злобу.
Он сглотнул, пытаясь найти хоть какую-нибудь причину для того, чтобы она его наняла. И наконец решился сказать правду.
– Времена сейчас трудные… хм… мистер Сёра, – сказал он. – Когда вам нужна еженедельная зарплата, мнение церкви, которое определяло ваше отношение к клонам, неожиданно становится менее важным, чем крыша над головой.
– Что же, я просто хочу получить работу у клона, потому что альтернатива – жизнь на улице? Ого! Я, должно быть, мéлок. – Он открыл рот, собираясь возразить, но она продолжила: – Но, честно говоря, я не ходил на церковные службы уже двадцать семь месяцев. Не ходил даже на Рождество. Я религиозен не больше, чем шоколадный пасхальный заяц.
Поль снова покраснел.
– Понимаете, я отпрыск длинной цепи пожарных и офицеров полиции. Дюжих, властных, живущих по законам чести мужчин и женщин. Многие из них погибли во время восстаний клонов сто тридцать лет назад. – Она замолчала, глядя в окно. – Это было страшное время и на Луне, и в Мехико, и в Чикаго – всюду. Столько крови, столько смертей. Сотни людей. Сотни клонов. И сотни сотрудников аварийных служб. У них не было личной заинтересованности в этой борьбе, они только хотели сохранить мир и защитить невинных. И умирали за это. И так как многие из них были людьми, то не возвращались. А все клоны вернулись, словно мятежи – пустяк.
– И тогда вы на их могилах построили свой лицемерный мемориал, – сказал Поль, не желая дальше участвовать в игре. – Кровь моей семьи расплескалась по улицам – впустую.
– Вы были там, мисс Миньон? – холодно спросила она. – Видели, как тот день изменил всех? Горели вместе с моей семьей, умирали в огне, ваши волосы вспыхивали, кожа обугливалась и отслаивалась?
Поль не ответил. Лицо его горело, шея мерзла.
– Не помню, – сказал он наконец: от такого допроса в голове у него водворилась пустота.
– С тех пор моя семья высоко держала вилы на случай, если придется насадить на них головы клонов. Они сумели передать эту ненависть через поколения мне. Мы не ходим в церковь, но каждый год в ноябре собираемся у мемориала. – Она помолчала. – Только внутрь не заходим.