Шесть серых гусей

Казалось, его ответ ее успокоил, и она прижалась к нему.

— Не так уж трудно найти немного радости в этой жизни, — сказала она. — Тогда на все начинаешь смотреть проще. Поверь, все будет казаться легким потом, когда я стану вспоминать о том, что пережила. Я не буду стеснять тебя, когда мы будем жить вместе, надоедать тебе, следить за тобой. Ты сможешь поступать как Шелли.

— Я уже похож на него; только у меня нет его гениальности, но гораздо больше неприятностей, — проворчал Ларри.

— Почему? У тебя есть женщины, кроме меня? — живо спросила она.

Он рассмеялся:

— Видишь, ты уже начала!

— Прости… Я же сидела в тюрьме, как та итальяночка, о которой ты рассказывал моему отцу… Как ее звали?

— Эмилия. Эмилия Вивиани.

— Я тоже ждала прекрасного англичанина, который помог бы мне освободиться…

Она снова подошла и прижалась к нему головой. Запах ее волос ударил ему в нос.

— Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной, обещаю, что не буду больше так глупо шутить, как с этим капканом. Но я так и не поняла, правильно ли поступила, отдав тебе это письмо. У тебя был такой… грустный вид.

Ларри ласково отодвинулся.

— Я убежден, что это письмо передал твоему отцу тот же человек, который принес фотографию грузовика с картинами перед монастырем Монтекассино.

Она слегка наклонила голову.

— Ты говоришь о вчерашней фотографии?

— Да. Ты не знаешь, кто это мог быть? Он никогда не говорил тебе о ком-то, кто работает на заводе по производству соков под горой, на которой стоит аббатство?

— Нет, уверяю тебя… Я так хотела бы помочь тебе, — прибавила она с нежностью.

Она снова обняла его, а он продолжал расспрашивать:

— Тот монах, к которому ездил твой отец… Жаль, что ты не помнишь его имени! Вечером, когда вернешься домой, попробуй поискать, нет ли где-нибудь других бумаг, относящихся к этой эпохе… Может быть, информатор твоего отца при неизвестных нам обстоятельствах наткнулся на документы, которые доверили аббатству? Я знаю, что в это убежище, казавшееся многим неприступным, были свезены не только картины, но и архивы, среди которых рукописные фонды, имеющие отношение к английским поэтам, которые путешествовали по Европе и особо любили Италию. Это письмо не единственное… Оно было частью целого собрания.

Она растерянно взмахнула руками:

— Если бы в квартире были другие бумаги, я бы о них знала!

— А тайник? Фальшивая дверь? Как раз для того, чтобы ты не могла найти…

Она пожала плечами.

— Поверь, не осталось ничего, — сказала она тоном, в котором слышались одновременно покорность судьбе и беспечность, словно в глубине души она радовалась тому, что у нее ничего нет.

Ларри не смог сдержать улыбки.

— На самом деле я боюсь, что Амброджио был частью подпольной сети. Можно предположить, что кто-то имеет доступ в аббатство и походя стащил письмо, которое спрятать гораздо проще, чем картину! Он попросил твоего отца сбыть его, подобно лекарству или тросу, которыми я недавно занимался. Боюсь, как бы картинами уже не занялись немцы, потому что они не из тех, кто ждет зимы, чтобы перевозить их без упаковки на грузовиках, как на той фотографии. В тот день, когда взорвалась бомба, твой отец рассказал мне историю о ящиках, которая о многом говорит, как мне кажется. Сейчас картины уже упакованы.

Домитилла отошла на несколько шагов, потом вернулась с озадаченным видом.

— Я не понимаю, как он смог так быстро отыскать именно те бумаги, которые больше всего тебя интересуют! Он познакомился с тобой совсем недавно… Аббатство не магазин, в котором выбирают товар с доставкой на дом!

— Мне представляется, что дело было так: когда он узнал (не знаю, от кого) о существовании архива, спрятанного в Монтекассино, он прежде всего подумал о Креспи и приберег эту информацию до лучших дней; потом он встретил меня, выяснил, что я этим интересуюсь, и предупредил своих сообщников, что рыбка клюнула.

Она хихикнула, но потом задумалась и спросила:

— А что это за история с гусями? Я вспомнила о ней сегодня ночью. Что он хотел этим сказать? «Шесть серых гусей…» — повторила она, словно детскую считалку.

— Похоже на тайное послание, — задумчиво прошептал Ларри. — Не знаешь, на что он намекал? В этих трех словах есть смысл, черт возьми…

— Конечно, синьор, но я слишком хочу спать, чтобы его искать.

Она подавила зевок и внезапно, как уставшая козочка, вытянулась на сероватом пыльном пуху рядом со связкой палаточных кольев.

— Раз ты не хочешь идти в каноэ, я немного посоплю носом, — объяснила она, даже не пытаясь уложить его рядом с собой. — Я так мало спала ночью… У нас ведь еще есть время? Как у всех военных, у тебя должен быть будильник в голове, ты меня разбудишь…