Шестерки умирают первыми

Через двадцать минут он с толпой пассажиров начал медленный спуск по лестнице. Согласно висящему наверху знаку, лестница предназначалась только для движения вниз, однако слева всегда протискивался тоненький ручеек упрямых глупых пассажиров, которым лень было сделать еще три шага до следующей лестницы, по которой люди шли вверх. Валентину он увидел издалека. Она шла, не поднимая головы, не озираясь, глядя под ноги, что было вполне оправданно, ибо идти навстречу спускающемуся по лестнице многоголовому и многоногому монстру в час «пик» было небезопасно. Платонову даже показалось, что он чувствует запах ее духов. «Я никогда не смогу уйти от нее», — почему-то подумал он совершенно некстати. Поравнявшись с женой, он чуть-чуть сдвинулся влево, задевая ее плечом и разжимая пальцы. Тут же в ладонь удобно легла пластиковая, обтянутая натуральной кожей ручка «дипломата». Он едва успел ласково провести пальцами по нежной ладони женщины. Вот и все. Еще минуту, еще двадцать секунд назад он был обыкновенным человеком, идущим на встречу с собственной женой. А сейчас, взяв у нее портфель и позволив ей уйти, он превратился в беглеца, скрывающегося от правосудия. Он — вне закона.

Дмитрий Платонов буквально спиной чувствовал, как удаляется от него Валентина и вместе с ней — нормальная законопослушная жизнь, легальная и открытая, словно вместе с женой от него отодвигалась та граница, которая только что разделила ТОТ мир и ЭТОТ.

4

В машине было тепло и душно. Андрей Чернышев, оперативник из областного управления внутренних дел, приехал на Петровку за Настей Каменской прямо с бензозаправки, и в салоне все еще витал весьма ощутимый запах бензина.

— Я открою окно, — полувопросительно сказала Настя, берясь за ручку.

— Смотри, чтобы тебе не надуло, — откликнулся Чернышев, которого моментально прохватывало даже на малюсеньком сквозняке.

— Да черт с ним, пусть надует, — беззаботно откликнулась Настя. — Иначе я в обморок свалюсь, я же духоту не переношу.

— Интересно, а как же ты летом на юг ездишь?

— Никак, — пожала она плечами.

— Как это — никак?

— А я не езжу летом на юг.

— А когда ездишь? Осенью, в бархатный сезон?

— Не-а. Я вообще никуда не езжу. Во время отпуска сижу дома, деньги зарабатываю переводами.

— А дача?

— Да бог с тобой, — она испуганно всплеснула руками. — В нашей семье сроду дачи не было.

— Интересно, почему? Сейчас мало людей найдется, у которых дачи нет или участка садового. В основном у всех есть какой-никакой сад-огород.

— Трудно сказать, Андрюша. Сколько я себя помню, этот вопрос даже и не поднимался. Мама много работала, в выходные тоже все время что-то писала, на компьютере работала. Какая ей дача? Папа в уголовном розыске трубил, ему бы на сон пять часов в неделю урвать — уже радость. Ну и я с детства к природе не приучена, выросла городским ребенком, у меня и тяги такой нет, чтобы в лес выехать или там на полянку какую-нибудь. Стыдно признаться, но меня это раздражает. Обязательно что-то колется, что-то кусается, воды горячей нет, мягкого дивана нет, телефона нет. Ну и так далее.

— Хорошо, что ты в городском управлении работаешь, а не в областном, как я, — философски заметил Андрей. — А то как преступление — так природа. Даже если оно совершено в доме, так до него пока доедешь — в машине укачает. И опять же, ехать через ту самую природу, которую ты не любишь.

— Не передергивай, я не сказала, что не люблю, я сказала, что я к ней равнодушна.

Некоторое время они ехали молча, не произнося ни слова.

— Андрюша, не тяни, — наконец сказала Настя. — Выкладывай.

— Да нечего особенно рассказывать, — вздохнул Чернышев. — Опять та же самая история. Выстрел в затылок, револьвер девятимиллиметровый. Труп в лесополосе, недалеко от дороги. Молодой мужик. Я надеялся, что ты до чего-нибудь додумалась.

— А связи?

— Ничего. Никаких связей с другими потерпевшими. По крайней мере, на первый взгляд. Конечно, там еще копать и копать. Я уже, честно признаться, стал понедельников бояться. Как приду на работу — так убийство. Их по выходным дням отстреливают, что ли?

— Похоже. Получается одно из двух: либо потерпевшие — люди, до которых добраться можно только в выходные дни, потому что по будним дням они всегда на людях или под охраной, либо преступник у нас такой специфический. Сумасшедший, например. Или тоже занят полную рабочую неделю. Как ты на это смотришь?

— Я подумаю, — отозвался Чернышев. — Из четырех погибших один — студент, один — коммерсант, двое нигде постоянно не работают. Может быть, дело действительно в их образе жизни. Но где они могли пересечься? Почему их убивает один и тот же человек?

— Стоп, стоп, Андрюша, не один и тот же человек, а из одного и того же оружия. Ну и, если угодно, одним и тем же способом. Но в том, что убийца тот же самый, мы не можем быть уверены.

— Да ладно тебе. Судя по заключению экспертов, во всех четырех случаях выстрел произведен с расстояния 22 — 24 метра человеком, имеющим рост примерно 168 сантиметров. Если убийцы разные, то их что, по-твоему, по росту подбирали? Тебе не кажется, что это маловероятно?