Креномер перевел взгляд, сказал сухо:
- Может и так. Да только времена меняются. Вчера не ждали, а сегодня решили подзадержаться. Дай вам, оболтусам, решать, через седьмицу народу в деревне не останется. - Помолчав, нахмурился, добавил со злым интересом: - Кстати, а кто иглошерстней притащил? Как начали орать, я из дома выглянул, успел заметить, как трое по полю улепетывают. Не подскажешь, то кто был? Глаза молодые, не мог пропустить.
Креномер придвинулся, навис над парнем, словно разом увеличился в размерах, глаза горят нехорошим огнем, рот перекошен, пальцы - крючья сжимаются, еще немного, и схватит, разорвет, втопчет в лестницу. Глядя на Зубилу с Бегунцом, что попятились, испуганно вжались спинами во врата, Шестерня сдвинулся, отгородив спутников от жуткого старика, сказал укоряюще:
- Полно тебе. Парни вели себя достойно, вовремя заметили, вовремя сказали. Даже побежали не сразу, а уж потом, когда я вперед дернул, в смысле, пошел. Гостеприимные ребята. А то, что твари по окрестностям скачут, как блохи по... к-хм, штанам, твой недогляд, не их.
Словно только сейчас заметил, Креномер взглянул на Шестерню, некоторое время задумчиво разглядывал, спросил с великим сарказмом:
- А ты вообще кто? Этих, - он мотнул головой в сторону парней, с трепетом прислушивающихся к разговору, - знаю, тебя нет.
Шестерня подбоченился, фыркнул:
- Я-то Шестерня, меня вся деревня знает. А вот кто ты такой?
ГЛАВА 4
Парни позади простонали что-то невнятное, кто-то охнул в толпе. Наступила зловещая тишина. Отвесив челюсть, Креномер ошалело уставился на Шестерню. Незнакомец стоит расслабленно, снисходительно поглядывая вокруг, словно это вовсе не он пришел в село, а к крыльцу приперлась толпа бродяг, что униженно вымаливают крошки со стола, а хозяин задумался - прогнать, или, так уж и быть, позволить вылизать грязные миски?
Рассматривая гостя то так, то этак, Креномер отстраненно произнес:
- А не выбросить ли нам гостя за ворота?
В толпе ахнули. Донеслось испуганное:
- Но ведь иглошерстни могли не уйти... ты же сам сказал.
Креномер недобро усмехнулся, сказал с усмешкой:
- Так он же сам их и привел, вот и пусть расхлебывает. А заодно спутников, чтобы впредь неповадно было кого ни попадя в деревню таскать.
- Они же погибнут! Где ж неповадно-то? - простонала какая-то женщина.
- Вам неповадно, не им, - отрубил Креномер жестко. - Кому Прародитель ума не дал, того уж не исправить. А так хоть какой-то прок.
Шестерня хмурился, кривился, наконец, не выдержал, заметив, как лицо старца преисполнилось злым довольством, фыркнул:
- Тю! Напугал кирку каменьем. Знал бы - стороной бы обошел. Гостям не рады, строить не умете... поди и хмель варите отвратный?
Он уже собрался уйти, но из толпы выдвинулся грузный мужик, сказал с вызовом:
- Постой, постой. Это кто тут строить не умеет? Это мы-то не умеем?
Шестерня окинул собеседника взором, мужик здоров, кряжист, челюсть тяжела, что твоя наковальня, дойди до схватки - кулаки об такого порасшибаешь, сказал с усмешкой:
- Как сюда шел, видел нечто. Думал, куча мусора, но парни сказали - заградной вал. Сперва не поверил. Но теперь, глядя на ворота... - указательный палец уперся в железные штыри позади, - понимаю, что тут за устроители.
Мужик побагровел, прогудел с угрозой:
- Что не так?
Шестерня прищурился, сказал с насмешкой:
- Да эти ворота соплей перешибешь, не то что чем серьезным. Я удивляюсь, как эти ваши игложопни до сих пор в деревню не прорвались, да всех не пожрали. Чтоб впредь неповадно было.
- Неповадно что? - опешив, спросил мужик тупенько.
- Неповадно такое строить! - теряя терпение, рявкнул Шестерня. - Сделай я подобное - со стыда бы помер, а если нет, местные бы поймали, да в задницу засунули. Чтобы, как тут у вас говорится, впредь неповадно было.
Мужик набычился, пошел буром, но Креномер, что внимательно прислушивался к беседе, быстро заступил дорогу, поспешно спросил:
- Кузнец?
- Тебе что за дело? - Шестерня в удивлении изогнул бровь. - Ты же нас с парнями игложорам скормил.
- Еще не скормил, но скормлю, если будешь ерничать, - бросил Креномер жестко. - Отвечай. Кузнец?
- Иглошерстни!
Крик прокатился под сводами пещеры надрывным колоколом, заставил замереть, насторожиться. Шестерня исподволь оглядел толпу. Лица напряжены, в глазах ужас, пальцы подрагивают, не то вцепляясь в незримое оружие, не то выражая страх. У кого-то на глаза навернулись слезы, кто-то шевелит губами, шепча неслышимые проклятья, или обращаясь к предкам. Чего они так боятся? Что такого страшного в неведомых тварях, что даже исполненные силы, зрелые мужи дрожат, как молоденькие девицы?