Чувствуя, что сейчас зашибет поганцев, Шестерня всхрапнул, понесся по лестнице, топоча и ругаясь вполголоса. Ярус спустя раздражение выветрилось, и Шестерня перешел на шаг, отфыркиваясь, и промокая лоб тыльной стороной ладони. Доспехи - чудо как хороши, мало того, что защищают, так еще и не слабо разогревают! Надо запомнить, и наведаться в места попрохладнее. Чтобы согреться, наверняка местные таскают на себе целые горы железа, так что спрос на работу должен быть неплохой.
Когда лестница закончилась, и впереди показалась дверь старосты, ноги ощутимо гудели, так что мелькнувшая было, но отогнанная, мысль внести изнурительные подъемы в общую смету расходов, уже не казалась такой уж сумасбродной. А что такого? Залез на самую верхотуру, тварей поразвел. Теперь мотайся к нему, таскай на плечах груду железа! Видано ли дело, чтобы мастер к заказчику бегал? Внести. В обязательном порядке. Чтоб впредь неповадно было!
Жалобно скрипнув, дверь испуганно распахнулась, пропуская сурового гостя, тихонько хлопнула за спиной. Креномер отшатнулся, не то готовился выйти, не то просто стоял рядом, кольнул гостя суровым взглядом.
- Что скажешь?
- Надо бы заказ обсудить, - произнес Шестерня мирно.
Неприязнь в голосе старосты не удивила, наоборот, было бы странно, прояви он радушие. Источающие елей заказчики обычно претерпевали удивительные превращения, стоило лишь заговорить об оплате. И хотя в начале разговор пойдет о другом, главное будет обговорено в конце.
- Говори, да побыстрей. У меня много дел.
Шестерня кивнул, враз став деловитым, произнес:
- Все окрестные тропы я обошел, промерил, план работы наметил, и кое-что уже подготовил. Заглушки, врата, работа - все отмерено и посчитано.
Креномер слушал не перебивая, покачивал головой в такт словам, дождавшись паузы, поинтересовался:
- Сколько займет времени?
- Выковать заготовки, собрать заглушки, высверлить отверстия... - Шестерня принялся загибать пальцы. - Опять же, нужно подготовить закрепляющий раствор. На все про все - две седьмицы.
- Что по оплате?
Заметив на столешнице писчую доску, Шестерня извлек из кармашка на поясе стило, аккуратно вывел несколько рун:
- Если в золотых самородках - столько, - стило уткнулось в верхнюю строчку, - если в камнях, то... - Стило опустилось ниже, мазнуло, подчеркнув искомое жирной линией.
Лицо старосты осталось непроницаемым, и хотя глаза полыхнули темным, голос прозвучал ровно, как и незадолго до того:
- Хорошо, я понял. Что-то еще?
Шестерня взъерошил бороду, озадаченно протянул:
- Ну, если тебя все устраивает, то нет.
- Хорошо. Когда будет свободное время, дойду, посмотрю на работу. На этом закончим.
Подгоняемый взглядом хозяина, Шестерня попятился, однако, коснувшись двери, остановился, помявшись, спросил:
- Насколько я понял, две из восьми троп ведут в соседние деревни...
- И что же? - Ожидая продолжения, Креномер вопросительно воздел бровь.
- Быть может, оставить возможность открывать врата с обеих сторон? Ну, если вдруг появятся гости, что б не пришлось возвращаться...
Креномер улыбнулся одними губами, холодно произнес:
- Не надо. Званых гостей встретим сами, а незваные ни к чему.
Шестерня пожал плечами, проворчал:
- Как скажешь. Хотя я бы, конечно, оставил. Но... тебе виднее.
- Вот именно. Мне виднее. - Креномер шагнул к выходу, распахнул дверь. - До встречи.
ГЛАВА 13
Оказавшись на улице, Шестерня передернул плечами, двинулся вниз по лестнице, ощущая смутное чувство неудовлетворенности. Разговор прошел великолепно, заказчик не шумел, не начал пересчитывать объем работы, и даже не требовал пересмотреть цену. Однако, смутное ощущение подвоха осталось, словно легкий привкус плесени, в отлично приготовленном, но плохо хранимом хмеле.
Помучавшись еще немного, но так и не отыскав причины сомнений, Шестерня махнул рукой, устремился вниз. Голод вновь напомнил о себе, а в глотке пересохло так, что ноги несли все быстрее, так что под конец, он не шел - бежал, и ввалился в корчму с жутким грохотом, едва не выбив дверь.
Вычленив среди посетителей знакомые силуэты, Шестерня подошел к столу, не разбирая, сдвинул к себе ближайшую миску с похлебкой. От похлебки пошел такой могучий аромат, что Шестерня не сел - упал на скамью, схватив ложку, зачерпнул, опрокинул в рот, затем еще раз и еще. Обжигаясь и давясь, он забрасывал в глотку ложку за ложкой, ощущая, как сперва по желудку, а затем и дальше, начинает разливаться теплая волна сытости.
За похлебкой последовало обжаренное на костях мясо, салат, подливки, россыпь каких-то хрустящих кусочков, и вновь салат, и опять мясо, только уже в виде шариков, что, едва коснувшись языка, рассыпались, выстреливали фонтанчиками сока, настолько вкусного, что, не в силах выразить удовольствие, Шестерня лишь мычал, да тряс головой.