Шестикрылый Серафим

Несчастные семьи, несчастные дети, несчастные учителя и родители - так продолжалось два года. Я отплакала маму, закончила университет, прошла неплохую школу практического социализма и с каждым днем все яснее осознавала, что работа в милиции не для меня. Видимо, надо мной все время тяготел груз Славиных слов о том, что он боится своих. Поэтому с самого начала я попыталась поделить окружающих меня людей на тех, кому можно доверять, и тех, кому доверять нельзя. Наверное, это было неправильно. Такое деление не может быть априорным, оно должно основываться на реальном опыте. Но это я сейчас понимаю, а тогда... Так или иначе, друзей я в милиции не приобрела, а жить в обстановке мною же созданой враждебности было тяжело. Я не могла понять даже Михаила Дмитриевича: как он мог шутить и смеяться, как мог позволить какому-то сотруднику занять место Славы в кабинете... Мне казалось, что все мысли и действия сотрудников отделения должны быть сосредоточены только на Славиной трагической смерти, что ничего важнее просто не может быть. Когда я сказала Волкову об этом, он буквально обрушился на меня. Он говорил, что мне не место в милиции, что он меня предупреждал об этом, и сейчас еще раз убедился в своей правоте. "Ты сопля, а не офицер! Уходи с этой работы! Я вижу перед собой-всех тех, кого я потерял за время работы в розыске. Но если бы я все время убивался по ним, то не смог бы работать. Уверяю тебя, что многие из них были мне значительно ближе, чем Слава - тебе". И когда вытекли из меня последние слезы обиды, Михаил Дмитриевич тихо сказал: "А теперь, деточка, давай поговорим спокойно. Но на практической работе тебе делать нечего. И ты сама прекрасно это понимаешь, только не хочешь себе признаться. Не твоя это работа, уж поверь мне. Есть у меня приятель - главный редактор журнала "Криминальный вестник". Давно меня зовет к себе обозревателем. Да поздно мне масть менять. И за правописание свое иногда стыдно бывает. А для тебя. я думаю, такая работа будет в самый раз. По стране поездишь, на людей посмотришь, прикинешь, что к чему. Ты ведь еще молодая. Вот повзрослеешь - вернешься на практику, если захочешь. А пока - не твое это".

Так я Оказалась в журнале, где и проработала девять лет...

Глава 2

18 сентября 1986 г., пес. Дагомыс. 19 час. 10 мин.

- Не нравится мне все это. Весь этот съезд, ну прямо выездная партучеба. Море, пальмы, песок и пляж... Только светимся даром. Замашки какие-то барские, Дагомыс, разговор на десять минут, а путевка на два лица, оплаченная на десять дней. Кто он есть? Откуда взялся? Сильно смахивает на комитетчика. Речь какая-то странная: то ли ученый, то ли блатной, то ли покупает, то ли пугает. Как думаешь?

- Да не думаю я. Никак. Свалилась на голову путевка в Дагомыс, двухместный номер-люкс оплачен, взял куклу и поехал. И ей радость, и мне удовольствие. Ну пришел, ну послушал. Ты чего так засуетился-то?

- Я не пойму. У меня же серьезное дело. Если я его сейчас остановлю, мне придется, - он начал загибать короткие пальцы, - тысяч сто пятьдесят людям отдать, чтобы тихо разойтись.

- Всего-то? Жлоб ты, однако. Раньше таким не был. Стареешь, что ли? Завод твой пашет днем и ночью, продукция течет буквально рекой, из реки этой непосредственно тебе накапывает совсем немало. А человек дело говорит. Осторожнее надо быть. Система в этом деле нужна. Строить ее надо, а не каждому около своей делянки трястись и ждать, что тебя или менты схапают, или придут свои и башку откусят, Ты мне честно скажи, чего ты больше боишься? Что молчишь? Ясное дело, своих. Они тебя где хочешь достанут.

- Не знаю. Не верю я ему. Вот он сказал, что мы незнакомы и только сегодня впервые друг друга в лицо увидели. А мы-то с тобой уж сто лет знакомы. И дела вместе делали. И не заваливались ни разу. И как-то без всей его системы обходились. Не так, что ли?

- А помнишь, милый мой, кудрявый, как ты ноги еле унес с Чимкентского фармзавода? В каком году это было-то? Не помнишь? Я напомню. В одна тысяча девятьсот семьдесят восьмом. По первому, можно сказать, снегу рванул. А почему, не в обиду тебе, восточному человеку, будь сказано, тебя не взяли тогда? Думаешь, потому, что ты такой прыткий оказался? Нет, милый. Как раз потому, что начала работать система.

- Что же ты про нее раньше не говорил? Мы же с тобой вместе работали и рисковали тоже вместе, и не один раз,

- Тоже мне, напарник героя-разведчика. Рисковали мы каждый сам по себе. И сидели бы каждый за свое. Мне, например, чужого не надо.

Так и я про то же. Не хочу лезть ни в какую организацию. Буду потихоньку, как раньше, гнать им ацетон. А в случае чего всегда в сторону отойду. У меня хороший человек есть в республике, в обиду не даст.

- На этих твоих хороших людей, которые тебе, кстати, немалых денег стоят, сейчас надежда слабая. Сегодня они у власти, а завтра - хорошо, если на пенсии. А то и рядом с парашей. И чтобы себя выгородить, тебя за собой потянут. Так что ты подумай. Ну ладно, пойдем коньячку попьем. Обмоем, так сказать, встречу...

Январь 1980 г., г. Ленинград