Шестикрылый серафим Врубеля

Густав Арнольдович обернулся к приставу и обронил:

– Старика и девушку оставляем в отделении, а мещанку Тихонову можете забирать в участок.

Подписав бумаги и закрыв за полицейским и старухой дверь, доктор приглашающе кивнул, и от стены отделилась акушерка Мария Семеновна, незаметная в форменном крахмальном платье на фоне белого кафеля. Быстрой тенью она шагнула к больной, не слишком-то любезно помогла подняться с пуфика и, подхватив под локоть, повела за ширму. Густав Арнольдович склонился к младшему ординатору и напомнил:

– Результаты осмотра запишите на последней странице карты. Если венерических заболеваний нет, так и указываете. В случае обнаружения болезней не ленитесь, перечисляете, какие именно.

Федор утвердительно качнул головой, прислушиваясь к звукам, долетающим из-за ширмы – торопливому шелесту шелка и требовательному голосу не склонной к сантиментам акушерки:

– Ну же! Снимайте все! Я сказала – все! И поживее!

– Что вы делаете! – всхлипнула пациентка. – Вы порвете мне лиф!

– Обязательно порву, если ты и дальше будешь хватать меня за руки.

Заскрипело кресло, звякнули стальные инструменты, и акушерка выкрикнула:

– Заболеваний я не вижу, а вот беременность имеется. Приблизительно восемь недель.

Федор старательно вывел на последней странице карты: «Беременность – восемь недель». Доктор скосил в карту желтый глаз и сердито зашептал:

– Зачем вы это пишете?

– Ну как же, – растерялся юноша. – Это же медицинский факт…

– Какое нам дело до ее беременности? А если она во время пребывания у нас возьмет и выкинет? Что вы тогда запоете? По ней же видно, что дворянка, может быть, даже из родовитых. Неприятностей не оберешься.

– Не понимаю! Зачем приличную барышню осматривать на предмет срамных болезней?

– А разве у родовитых сифилиса не бывает? – не без ехидства осведомился врач. – И потом, кто ее знает, где она жила все это время. Вы не смотрите, что она чисто выглядит и прилично одета. Притоны тоже разные бывают. Может, девица из какого-нибудь высококлассного публичного заведения. Как у Анны Марковны на Каланчевке. С виду вроде бы и не подумаешь, а она возьмет и перезаражает всю лечебницу. Молодой вы еще. Жизни не знаете.

Густав Арнольдович подхватил сшитые грубыми нитками листы и вырвал последнюю страницу, скомкав и выбросив в корзину для бумаг. Кинув «историю болезни» обратно на стол, сердито буркнул: