Шестьсот дней и ночей в тылу врага

После того как фашисты сожгли поселок Челюскин, жители его переселились в лес в землянки и стали готовиться к зимовке. Однажды Иван Иванович задержался у больного до поздней ночи. Входя в землянку, он так хлопнул дверью, что с потолка посыпалось.

— Тише, ты! — ворчливо заметила жена его, Таисия Матвеевна. Но по тому, как он наотмашь, не глядя, швырнул на нары свою медицинскую сумку и зло отбросил от порога дрова, поняла, что муж всерьез не в духе.

— Что случилось? — спросила она.

Чеклов достал из кармана кусок марли, служивший ему носовым платком, вытер вспотевший лоб и, посмотрев на жену, выпалил:

— Гранька с Борькой Чибисовым гуляет. Зятя тебе приведет, вот что!

— Чего тут сердиться? — не поняла Таисия Матвеевна.

— Чего, чего! Дура она, вот чего!

Матвеевна отвернулась в сторону, подавила улыбку. Давно знала она, что Граня и Борис любят друг друга. И не раз думала, что у нее хороший зять будет. Медалью награжден, как же! После войны в техникум учиться пойдет. Ну, верно, в бедности живет, да ведь Чибисовы пятерых вырастили!

— Нашла за кого выходить! — не унимался старик. — Не для этого медицинский институт кончала.

Не раз среди партизан Чеклов хвастался своей дочерью. Мол, не чья-либо, а его, фельдшера Чеклова, дочка столичный медицинский институт закончила. И замуж выйдет за доктора или за ученого. А тут… Люди-то что скажут!

Через пять дней Чеклов узнал потрясающую для себя новость: его Граня уходит в бригаду имени Чкалова, то есть туда, где служил Боря. Он побагровел, обругал жену и вышел из землянки. Навстречу ему попался дед Нефед.

— Слышал? Наши перцу дали карателям, Твой-то, будущий зять Борька, со своего пулемета чесал во как!.. Командир к ордену его представил.

Чеклов зачесал затылок. Борьку, и вдруг к такой награде!

— В штаб его срочно вызывают, — продолжал дед. — Ты бы подвез. Только у тебя лошадь… А то он, гляди, пеше направится. А путь не близок.

Чеклов подумал-подумал, запряг лошадь и догнал Бориса.

— Садись! Я к больным, по пути и тебя подвезу.

Ехали молча, разговор не клеился. Когда подъезжали к штабу, не глядя на Борьку, Чеклов проговорил:

— Ладно, вернешься, заходи. Понял?

Когда вернулся Борис, сыграли партизанскую свадьбу. На это дело Михаил Васильевич Балясов десять литров картофельного спирту отпустил. Свидетельство о бракосочетании выписали, как положено, в сельсовете и печать поставили. По всем правилам…

* * *

Во второй половине февраля была восстановлена постоянная связь партизан с Военным Советом Брянского фронта: к нам начали летать самолеты 62-го гвардейского авиаполка.

Первые полеты на самолете ПР-5 осуществил капитан Сушков. Он сбросил на парашютах в районе села Чернь направленных к нам обкомом партии Калинина, Малкова, Алешинского, затем кинооператоров Вейнеровича, Забельского и радистку. О первых самолетах с Большой земли слагали чуть ли не легенды. Однажды и мне пришлось услышать рассказ об этом из уст партизанского связного Дмитрия Афанасьевича Прошина, директора лесхоза.

— …Случилось это накануне первомайских праздников. На площадке, у леса, партизанское начальство дежурило, костры жгли. Здесь и лесник Харитон трется. Я ему говорю: «Иди к разъезду, Харитон, присмотри, как бы немцы аль полицаи не появились. Раз костры жгут, значит, самолету быть». Ну, он и пошел. Ходил по лесу до самого утра. Устал, присел на пенек, набил трубку самосадом. Стал бить кресалом о кремень, а тут, как на счастье, трут отсырел, не горит. Встал это он и посмотрел по сторонам. И вдруг видит, что такое? На высокой ели лежит этакая богатырская снеговая шапка, похожая на белое облачко. Все деревья голые, а тут снег на ветвях. Подбежал ближе, присмотрелся: на елке живой человек повис, ногами перебирает. Парашютист, чтоб тебя нелегкая!

«Эй, человек, кто ты?» — крикнул Харитон. «Не ангел небесный, известно! А ты кто?» Харитон ему: «Я лесник с партизанского края». — «Если так, то скажи, кто у вас главный командир?» — «Командир нашего отряда — Мелехов, а главного звать Дмитрием Васильевичем».

Парашютист повеселел, пистолет в кобуру спрятал. «Дорогой товарищ лесник. Я на твоей елке два часа верчусь, как белка. Запутался, сам ничего не сделаю. Иди скажи командиру, но смотри не вздумай полицейским или немцам шепнуть. Несдобровать тебе». Харитон обиделся: «Да ты что, щенок эдакий, за кого меня считаешь! Я с немцами еще в Брусиловской армии дрался. За эдакие слова оставить тебя здесь еще часика на два». Прибежал Харитон ко мне, не отдышится. Пар от него, как от лошади. «Скорей, Афанасьевич. Лестницу надо. Парашютиста снять». Запрягли мы лошаденку, взяли топор, гвозди, веревку. Ну, парашютиста сняли, в село привезли. Сколько радости было. К штабу повалил народ, как на демонстрацию. Пять парашютистов к тому времени собралось. Деду Харитону первую чарку чистого спирта поднесли. Кинооператор Иосиф Наумович Вейнерович на пленку Харитона запечатлел. Вот дела какие…

На самолетах ПР-5 был выполнен целый ряд полетов, груз сбрасывали на парашютах с высоты 150–250 метров. Но вскоре нам потребовались аэродромы.