Шевалье д'Арманталь(изд.1962)

О вы, ораторы, чьей гневной речи силаБудила в древности в сердцах победный дух,И Рим, и Грецию к борьбе вооружила,Презреньем заклеймив тиранов злобных двух,Вложите весь ваш яд, всю вашу желчь в мой стих,Чтоб поразить я мог того, кто хуже их!О, страшный человек! Едва открыл он очи,Как увидал барьер меж троном и собой,И вот его сломить решил ценой любой,И, мысли черные лелея дни и ночи,

В тиши овладевал — о, мстительный злодей [12]! —Уменьем всех Цирцей, искусством всех Медей.Так не страшись, Харон, сил царственных теней,Тебе Филиппом посылаемых до срока,Готовься их перевезти в ладье своейЧрез волны мутные загробного потока!Потери вновь и вновь! О, скорбь, о, море слез!О, сколько жизней злой расчет от нас унес!Лишь в злодеяниях и черпая отраду,С упорством шествуя по адскому пути,

К заветной цели он надеялся прийти,За преступления стяжав себе награду.Спешит за братом брат, муж за женою вслед [13] —От смерти не уйти, для них спасенья нет!И как волна волну сменяет без концаНа лоне вечного и быстрого потока,Так падают сыны [14], оплакавши отца [15],Рукой коварною повержены жестоко!Удар настигнет всех. Вот два невинных сына [16]

 —Последний наш оплот — остались у дофина…Но Парки рвется нить: навек покинул насОдин-из них… Второй [17]предчувствует свой час.Внемли же мне, король [18]! Тебя пьянит давноИ лести фимиам, и роскоши вино,Но ведомо ль тебе, где притаилась злоба,Кто роду твоему готов нанесть урон?Пособник герцога [19]в коварстве изощренНе меньше герцога… Достойны казни оба.Преследуй изверга! Пусть, ужасом гоним,

Он к гибели спешит с помощником своим, —Спасенье в смерти их!Пусть страхом пораженный,В позоре кончит жизнь, как древле Митридат,Теснимый Римом и врагами окруженный, —Так пусть же примет сам в отчаянье свой яд! [20]

Невозможно передать впечатление, которое произвели на присутствующих стихи эти, прочитанные после экспромтов Малезье, мадригалов Сент-Олера и песенок Шолье. Гости молча переглядывались, словно охваченные ужасом оттого, что чудовищная клевета, до сих пор таившаяся по темным углам, вдруг открыто предстала перед ними. Даже сама герцогиня дю Мен, более всех повинная в распространении ужасных слухов, услышав оду, побледнела, словно воочию увидела отвратительную шестиглавую гидру, брызжущую ядом и желчью. Принц де Селламаре растерялся, не зная, как ему следует себя вести, а кардинал де Полиньяк дрожащей рукой теребил кружевной воротник сутаны.

Когда Лагранж-Шансель закончил чтение последней строфы, все продолжали молчать, и это молчание не могло не смутить поэта, ибо оно красноречивее всяких слов говорило о неодобрении его поступка даже самыми ярыми противниками регента. Герцогиня дю Мен встала, все гости последовали ее примеру и вслед за ней направились в парк.

На уложенной каменными плитами площадке перед входом в замок д'Арманталь, выходивший в сад последним, нечаянно толкнул Лагранж-Шанселя, который возвращался в зал за платком, забытым госпожой дю Мен.

— Прошу прощения, господин шевалье, — сказал Лагранж-Шансель, пристально глядя на д'Арманталя маленькими, пожелтевшими от желчи глазками, — уж не намерены ли вы ненароком наступить на меня?