Шильонский узник

Середний брат наш — я сказалДушой скорбел и увядал.Уныл, угрюм, ожесточен,От пищи отказался он:Еда тюремная жестка;Но для могучего стрелкаНужду переносить легко.Нам коз альпийских молокоСменила смрадная вода;

А хлеб наш был, какой всегдаС тех пор как цепи созданыСлезами смачивать должныНевольники в своих цепях.Не от нужды скорбел и чахМой брат: равно завял бы он,Когда б и негой окруженБез воли был… Зачем молчать?Он умер… я ж ему податьРуки не мог в последний час,

Не мог закрыть потухших глаз;Вотще я цепи грыз и рвалСо мною рядом умиралИ умер брат мой, одинок;Я близко был — и был далек.Я слышать мог, как он дышал,Как он дышать переставал,Как вздрагивал в цепях своихИ как ужасно вдруг затих

Во глубине тюремной мглы…Они, сняв с трупа кандалы,Его без гроба погреблиВ холодном лоне той земли,На коей он невольник был.Вотще я их в слезах молил,Чтоб брату там могилу дать,Где мог бы дневный луч сиять;То мысль безумная была,Но душу мне она зажгла:

Чтоб волен был хоть в гробе он.«В темнице, мнил я, мертвых сонНе тих…» Но был ответ слезамХолодный смех; и брат мой тамВ сырой земле тюрьмы зарыт,И в головах его виситПук им оставленных цепей:Убийц достойный мавзолей.

VIII