Шипка

Закрыв глаза, Верещагин сел, оттолкнулся и пошел вниз, вдруг вспомнив далекое детство, когда он, бросив хорошие салазки, вместе с деревенскими сорванцами вот так же спускался с горки. Он влетел в рыхлую грядку снега, открыл глаза, поднялся и оглянулся назад. Конь несся с вершины грузно, но как-то привычно.

Падая, Верещагин ударился больной ногой, и она заныла резко и нудно. Зато конь сразу вскочил на четыре ноги и с победным видом смотрел на хозяина. Василий Васильевич не без труда забрался на его покатую спину и опустил поводья: пусть себе идет, как ему заблагорассудится. Конь шел медленно, иногда проваливаясь по грудь в снег, иногда скользя на льду, прикрытом снегом. Верещагин вынул тетрадь и стал делать наброски: солдат, спускающихся с кручи на собственных «салазках», бредущую по снегу цепочку пехотинцев, высившиеся слева лиловые горы со сверкающими рафинадно-снежными вершинами…

Орудия притащились под вечер. Именно притащились, так как тянули их на себе взмыленные пехотинцы, уставшие и раскрасневшиеся. От мокрых волос их валил пар, а лица, промытые потом, светились, как после хорошей бани с веником и парком.

— Не задерживаться! — распорядился подпоручик Суровов. — Иначе в сосульки превратимся, мороз-то вон какой!

Мороз и на самом деле крепчал с каждым часом. Пехотинцы ухватились за лямки и потянули орудия, легкие для легких дорог и кажущиеся здесь тысячепудовыми, Суровов опять затянул свою невеселую песню, но слова в ней были такие, какие еще не доводилось слышать Верещагину:

Нам случалось видать на Балканах крутых;Солдат тащит огромную пушку,

И все тот же родной, заунывный мотивПомогает тащить вверх игрушку.

Солдаты дружно подхватили:

Эх, дубинушка, ухнем!Эх, зеленая, сама пойдет!..

«Успели сочинить новую, — подумал Верещагин, — Молодцы!»

А игрушка-то та не совсем-то легка,

Натирает солдатскую спину,Как же им, молодцам, отдохнувши слегка,Не запеть про родную дубину.

Верещагин хотел вынуть из-за пазухи потертую тетрадь и начать свои этюды, но ему вдруг показалось, что сейчас это будет чем-то кощунственным по. отношению к труженикам-солдатам и их усталому подпоручику, вспотевшему больше остальных и желающему быстрее поднять пушку и не застудить мокрых и распаренных солдат. Василий Васильевич взял лошадь и потянул ее за поводья. Потом он видел, как солдаты не сумели удержать орудие и оно с кручи чуть было не сорвалось вниз. К счастью, распорядительный Суровов догадался обхватить веревками толстый бук. Пушка провисела над крутизной с четверть часа, пока полсотни солдат под ту же обновленную «Дубинушку» не втащили ее обратно. Помогал им и художник Верещагин. Видел он, как сорвался и пошел вниз очередной неудачник, как пронесли па шинели другого солдата, тоже сорвавшегося с обрыва и поломавшего себе ноги. Встретился он и с утомленным, но счастливым унтер-офицером, спешившим с донесением к генералу Скобелеву о том, что скалы Марковы столбы взяты без выстрела и что передовая группа спешит занять Куруджу, в которой, но слухам, есть турки, готовые дать сильный отпор. ш

Верещагин нарочно задержался, чтобы посмотреть болгарское ополчение, семью дружинами влившееся в правую колонну генерала Скобелева. Он много слышал про болгар, знал, что они удивляют своей удалью, сообразительностью и безудержной храбростью. Встретив первых дружинников, он снисходительно улыбнулся: на них было полувоенное, иолу гражданское платье — свободные кафтаны, разношерстные меховые шапки с большим медным крестом вместо кокарды. Но кафтаны сидели ладно, шапчонки одеты одинаково аккуратно. Среди ополченцев встречалось много молодых, но и пожилые старались выглядеть бодро и по-солдатски подтянуто. Было видно, что онн рады предстоящему делу и к схватке с турками подготовлены. Василию Васильевичу захотелось увидеть ротного Тодора Христова, чтобы передать ему отцовский привет и благословение матери, взглянуть на этого молодого человека, еще недавно служившего у Калитина ординарцем и теперь получившего под свое командование роту. Верещагину сообщили, что рота Христова идет третьей, что командира он узнает но красивым усам и веселым глазам. Сказано это было в шутку, но коль солдат щутит в таком трудном походе, это уже хорошо. Василий Васильевич отъехал в сторону и стал ждать.