Широки врата

У производителя колбасок была картина Пресвятой Богородицы, у которой была разрезана грудь, и на её кровоточащем сердце сидел голубь. Картина была похожа на испанский «примитив», и была по-настоящему примитивной в том смысле, что она была довольно грубо нарисована. Никто и никогда не слышал имя художника, но её хозяин настаивал на том, что он был известным художником, и хотел тысячу песет. Работа имела подлинное чувство такого рода, и Ланни подумал, что игуменья какого-нибудь монастыря в Саут-Бенде, штат Индиана, может принять её за подлинный примитив и заплатить тысячу долларов за неё. Ему не придется возиться с ней лично, потому что есть дилеры, которые специализируются в католическом искусстве. И даже если он выбросит картину за борт на пути в Нью-Йорк, то она окупит свою цену сейчас.

Он сделал покупку, и предложил чек на свой банк в Каннах, вызывав тем самым большую тревогу в душе создателя chorizos. Ланни согласился в письменной форме, что картина не станет его собственностью, пока чек не будет оплачен. Что, конечно же, стало ему прекрасным оправданием для пребывания в Касересе на некоторое время. Все узнали о сделке в течение нескольких часов, и это вызвало переполох в душах других коллекционеров Богородиц. В качестве любезности и доказательства дружбы, колбасный джентльмен разрешил Ланни повесить картину в своем гостиничном номере на это время. И это произвело отличный эффект на горничную, который была слишком благочестивой. Каждое утро, прежде чем она убрать кровать Ланни, она крестилась перед святым изображением. Этим дипломатическим действием Ланни обратился сразу к двум элементам испанского характера, религиозному и мирскому, один раз для всех опровергнув изречение о том, что никто одновременно не может служить Богу и Маммоне.

X

На третье утро Хосе прошептал: «У меня есть новости, сеньор. Ваш друг там».

— Он здоров?

— Так же, как вы могли бы ожидать, он получил ваше сообщение. Встретимся в условленном месте.

Была дождливая ночь, и, видимо, хромой официант долго шёл по городу, он весь вымок и немного дрожал. В машине у Ланни был плед, и он завернул его в него, нельзя, чтобы тот заболел пневмонией сейчас.

Он быстро рассказал свою историю. До прихода республики он работал транспортным клерком у одного из торговцев шерстью в городе и столовался в одной рабочей семье. Дочь этой семьи была замужем за человеком, который доставлял грузы в казармы, где были заключены узники. Хосе навестил ее и рассказал ей хорошо придуманную историю о своём кузене, уехавшем в Англию и ставшим слугой в богатой семье. Хосе только что получил от него сообщение, говорившее, что сын этой семьи, летчик, был заключенным в Касересе. И тот, кто готов помочь этому несчастному молодому человеку, мог бы заработать щедрую сумму денег.

«Я сказал ей», — сообщил Хосе — «что это сообщение было спрятано в коробке с лезвиями от безопасной бритвы, которую мой двоюродный брат прислал мне из Англии. Случилось, что у меня есть бритва с надписью „Шеффилд“. Я купил её в Саламанке некоторое время назад, и поэтому никто не сможет опровергнуть мою историю. Вы видите, что эта история защищает вас, как я и обещал».

«Да», — сказал Ланни; — «Хорошо придумано. Скажите мне, эта женщина набожна?»

— Если бы она была такой, я бы к ней не подошёл. Она любит деньги и копит их, поэтому достаточно безопасно давать деньги ей. Ее муж заплатил кое-что одному из охранников.

— А что если эта женщина лжет, или что охранник лжет женщине?

— Я знаю эту женщину, сеньор. В старые времена мы были несколько, как вы могли бы сказать, интимно близки, и это определяет понимание на будущее. Я думаю, что она говорит мне правду, и у нее есть на это все основания, потому что она имеет надежду, что получит больше денег. Вы понимаете, сеньор, в такие времена, как эти, женщина, которая имеет детей и видит рост стоимости еды и не знает, какие бедствия могут постигнуть ее город, будет счастлива, иметь что-нибудь под кирпичом в своём очаге, даже если это только бумага, и ход войны может сделать её бесполезной.

«А как насчет охранника?» — спросил американец.

— Охранник, также, надеется на большее количество денег. Всё, что он должен был сделать, очень просто. Не большой риск, стоять снаружи двери камеры и прошептать слово Ромни в ухо заключенного. Если Сеньор желает заплатить немного больше денег, мы сможем, возможно, получить записку от вашего друга. Я полагаю, вы знаете, его почерк. Было бы большим риском для него подписать своё имя.

— В этом нет необходимости. Он знает, о чем писать, чтобы я всё понял. Сколько денег, нужно?

— Еще столько же, сеньор.

— Я хочу, чтобы вы взяли часть себе.

— Сеньор, я не святой, но в это страшное время мы, испанцы, должны выбрать одну из сторон. Хромой человек не может бороться за свое дело, но когда представился такой шанс, как этот, он может чувствовать, что он так же хорош, как и любой солдат. У меня есть своя гордость, вы видите. Я не мог жить на этой земле и быть без неё.

— Вы считаете, что я не могу ничего сделать для вас?