Широкий Дол

Страйд кивнул, как всегда бесстрастно, и проводил меня в холл. Я устало двинулась в западное крыло, не дожидаясь, когда за мной последует няня Ричарда. Ничего, она сама догадается, что мальчика нужно уложить в колыбель и посидеть возле него, пока он будет спать. Он и без того не слишком нуждался в моей заботе, а теперь между нами словно возник некий барьер. Собственно, сегодня я впервые сказала вслух то, что сама знала давно – что мой сын, мой чудесный сын, важен для меня прежде всего как наследник Широкого Дола.

Мне, возможно, очень нравилось смотреть, какая чудесная тень от длинных ресниц ложится на его пухлые щечки, или расчесывать его кудряшки, или вдыхать его сладкий, младенческий запах. Но в ту минуту, когда он умирал, я в первую очередь думала о Широком Доле.

Широкий Дол. Временами мне казалось, что эта земля окончательно свела меня с ума. Я захлопнула дверь своей спальни и с тяжким вздохом прислонилась к ней спиной. Я слишком устала. Все это время у меня не было возможности остановиться и подумать, сообразить, что же я делаю. Я слишком устала, чтобы удивиться, что же со мной стало, если судьба поместья заботит меня куда больше, чем жизнь и смерть моего дорогого, моего любимого сына.

Джон оставил возле моей кровати бутылочку с настойкой опия. Я тупо посмотрела на нее, не испытывая ни угрозы, ни страха, отмерила две капли в стакан воды и медленно выпила, наслаждаясь лекарством, точно сладким ликером. Затем легла в постель и почти сразу заснула. Снов я не боялась. Реальная жизнь казалась мне страшнее, чем все то, с чем я могу встретиться во сне. Впрочем, я предпочла бы вовсе не просыпаться.

И утром очень пожалела, что все-таки проснулась. Все вокруг было окутано серым туманом. Я даже холмов из своего окна не могла разглядеть. Не было видно ни леса, ни даже дорожек сада. Весь мир, казалось, утонул в мягком, заглушавшем все звуки тумане. Люси, которая, как обычно, принесла мне чашку шоколада, обнаружила, что дверь заперта, и окликнула меня: «Мисс Беатрис, у вас все в порядке?» После этого, конечно, пришлось вылезти из постели и босиком пройти по холодному полу, чтобы открыть ей дверь.

В глазах Люси так и светилось любопытство, но в них не было ни капли сочувствия, когда она смотрела, как я, дрожа, прыгаю обратно в постель и до подбородка укрываюсь одеялом.

– Пришлите с кухни служанку, пусть растопит у меня камин, – раздраженно бросила я. – Я случайно заперла дверь, совершенно позабыв, что утром она не сможет войти. Тут окоченеть можно.

– А ее нет, – даже не пытаясь извиниться, сказала Люси. – Она в деревню ушла. И вообще в доме почти никого нет, так что некому у вас камин растопить. Остались только старшие слуги. Все остальные ушли.

Проклятый туман, влажный и холодный, казалось, начал заползать и ко мне в комнату. Я вынырнула из-под одеяла, взяла чашку с горячим шоколадом и с жадностью все выпила, но от этого мне теплее не стало.

– Ушли? – удивилась я. – Все ушли в деревню? Но зачем, Господи помилуй?

– Там похороны, – сказала Люси. Она подошла к гардеробу и вынула мое черное шелковое платье, которое я надевала по утрам, и стопку чистого, только что выглаженного белья.

– Чьи похороны? – спросила я. – Вы что-то загадками говорите, Люси. Положите белье и немедленно расскажите толком, что там случилось. И почему все слуги куда-то ушли, не спросив разрешения?

– Они вряд ли стали бы у вас разрешения спрашивать, – сказала она и послушно положила мое платье в ногах кровати, а белье разложила перед холодным очагом.

– Что это такое вы несете, Люси? – рассердилась я. – Да говорите же, в чем дело!

– А дело в том, что хоронят Беатрис Фосдайк! – заявила Люси. Теперь руки у нее были свободны, и она даже подбоченилась, словно бросая мне вызов. Во всяком случае, ничего уважительного в ее позе не было. Я сидела в постели и выглядела скорее как замерзший ребенок, чем как хозяйка большого поместья.

– Беа Фосдайк вовсе не умерла, – возразила я. – Она убежала в Портсмут.

– Нет, – сказала Люси, и глаза ее блеснули знанием того, чего не знала я. – Она действительно убежала в Портсмут. Да только убежала она навстречу собственному позору. Она думала, что найдет там работу в качестве модистки или продавщицы. Только никаких рекомендаций у нее не было, да она толком и не обучена была ничему такому. В общем, работу она найти не смогла и уже за первую неделю прожила все те деньги, что скопила себе на приданое. Жилье-то там дорогое, а знакомых у нее в городе не было, так что ее и тарелкой супа было угостить некому. Вскоре она совсем прожилась, тогда целых две недели собирала какашки.

– Что значит «какашки»? – спросила я. Я слушала ее рассказ, как страшную волшебную сказку, и противный холодок – да нет, это, конечно же, был просто туман! – все полз и полз у меня по спине. Я плотней закуталась в одеяло, но ледяной палец смертельного страха – а может, просто сквозняк? – коснулся моей шеи.