Хром нарезал который виток по колее вокруг храма и наконец, дождавшись подъехавший, судя по всему, на отпевание катафалк, парканул свое временное корыто аккурат за этим, по иронии тоже черным и высоким «мерсом», но не «геликом», а микроавтобусом. Шиза в себя так и не приходил, что было странно. Винни держала его за плечи, привалив головой к своему плечу, и со стороны казалось, что дылда, скрючившийся на заднем сиденье в три погибели, просто уснул. Двигатель решено было не глушить, чтобы не задубеть в этом аквариуме и не тратить потом снова драгоценные минуты на его прогрев. Так они и сидели молча, под приглушенное: «Ныне и присно, и во ве-е-еки веко-о-ов», – доносившееся из храма. Вот за такие штуки Хром и не любил кладбища. Здесь либо мертвая тишина, либо поет один голос, а в голове дребезжат сотни. Как бы ни хотелось, но и среди могил пришлось поездить, и на чужих похоронах побывать. Даже показалось, что воздух вдруг стал тяжелый, душный, и ладаном облепило со всех сторон, будто батюшка размахивал своим звонким кадилом прямо под носом у Хрома. Но он держался, потому что нужно было ждать другого дребезжания – Винни каждую минуту то нажимала на экран своего смарта, не давая потухнуть, то теребила кулончик-сердечко, вытащив из-под куртки цепочку и нервно прикладывая к бледным губам. Хрому, конечно, удобнее было зацепиться за это или еще что-то одно, чем постоянно отвлекаться на чужие прилетавшие из церкви разношерстные страдания и свою начавшую уже гудеть голову. Но лезть в душу девчонке именно сейчас казалось невежливым, а потому Хром в итоге отвернулся и глядел на подъездную. Как оказалось, не зря.
– Шухер! – скомандовал он, и они с Винни одновременно нырнули вниз, припав к сиденьям.
Черный «гелик», развернувшись, внаглую подкатил к самой лестнице и выплюнул из своих недр знакомого Хрому человечка.
– Шахтер, сука, – пробормотал Хром, и Винни спустилась еще ниже.
– Чё им надо-то от нас, – зло процедила она, и Хром едва не проговорился. Но Шизу сдавать не стал – уговор есть уговор.
Тем временем Шахтер, сверкая лысиной на морозе, перекрестился, зашел внутрь храма и через пару минут вышел обратно с недовольной мордой, огляделся и хотел было двинуть в их сторону, но вдруг выхватил из кармана телефон и уставился на экран. Хром из полулежачего положения видел плохо, половину обзора закрывал «мерс»-катафалк, и что могло случиться через мгновение – оставалось только гадать. Если бы еще его чуйку не глушили скорбящие и Винни до кучи.
– Видишь чего-нибудь? – шепнула она хрипло, имя в виду, походу, все сразу. – Главное, чтоб с тыла не подошли…
Хрому вдруг захотелось неуместно пошутить про тылы, но «гелик» наконец сверкнул блестящим бампером, отъезжая, а у Винни наконец завибрировал телефон. Из динамика – даже ухо не нужно было прикладывать – заорал взбудораженный Бабай:
– Сели на хвост! Тапку в пол!
По салону «корыта» разлилось (в фигуральном, конечно, смысле) большое облегчение. Тревожно было лишь за Бабая, но Хром почему-то чувствовал уверенность, что тот будет в порядке, если верить Марку Твену и гаданию с Шизой после бани.
По дороге к воротам он, вместо Бабая, бросившего трубку, выслушал от Винни все нравоучения и возмущения, понимая, что так на девчонке сказывается стресс, а через пятнадцать минут они уже вдвоем запихивали тело Шизы в такси. Пока Хром рассчитывался с хозяином драндулета – пришлось накинуть еще косарь, – Винни поясняла водителю такси за полудохлого дылду:
– Ему плохо стало. От горя, – и, в общем-то, не соврала.
Только, конечно, как понял Хром, плохо стало не совсем Шизе, а больше Ольге: столько переживаний двух людей слишком много для одного тела. Особенно когда твое новое тело после похорон друзей вдруг видит и собственную могилу рядом с могилой твоего жениха.
Выбора нет
Как только Хром не надорвался, таская дылду туда-сюда из одной тачки в другую и позже, неясно. Наверное, на адреналине не чувствовал усталости, тем более все внимание на себя перетянула Винни. Во дворе перед крыльцом она уже умудрилась протоптать такие дорожки в ожидании звонка от Бабая, что и лопатой махать не нужно. Хром, оставив дылду на диване, налил две кружки горячего чая, наболтал туда сладкого смородинового варенья, тоже из запасов золотой Богдашиной тещи, и вышел в сумерки. На кладбище они телепались часа три точно, а потом еще ехали на такси на противоположную окраину города и в дачный поселок вернулись уже почти под вечер.
– Чего вот он не звонит, – всхлипнула девчонка, отхлебнув из чашки. Хром почувствовал: еще немного, и оттает снежная принцесса, а из глаз точно польется. Поэтому все же позволил себе фамильярный жест, натянул ей капюшон до самого носа и прихлопнул сверху ладонью:
– Не парься, малая. Этот причешет скоро. Другой вопрос, что нам с Максом теперь делать…
– И что же с-со мной д-делать, а, Вася?