– Это кто насекомыми занимается.
– Это для кого все люди вокруг – насекомые. Я не профессию имею в виду, а образ мыслей, мировоззрение, если хочешь! Ладно, слушай, ты же психиатр!
Сказать, что мужчин в семье не было совсем – пожалуй, будет перегибом. Они периодически появлялись, каждый по-своему пытался завоевать расположение своенравной девчонки. В основном подарками, билетами в аквапарк, на аттракционы.
Мать как-то разоткровенничалась с дочерью по этому поводу, когда той стукнуло шестнадцать:
– Это и было их главной ошибкой, доча. Стратегическим заблуждением, я бы сказала. Эх, мужики… Сереги, Стасы, Максы… Юани, евро, баксы. Надо было завоевывать мое расположение, идиоты! – крикнула она, стукнув себя в грудь и обратившись, казалось, ко всему мужскому населению России. – А не твое. У них в башке собирательный образ среднестатистической русской бабы: вечно жалеющей, плаксивой. До чего стереотипно, банально… аж до сблеву, честное слово!
– Не так уж это и плохо – завоевать расположение ребенка, – попыталась тогда возразить Яна, которой подобные материнские откровения были не в диковинку.
– Не так уж, не так уж, – передразнила ее мать, скривившись. – Дескать, намыкалась, все одна да одна. Убедилась, что любви на свете тю-тю, пусть хоть у ребенка будет отец, а там уж – как-нибудь. И лысого, и с брюшком, и вонючего, и облезлого… Вот ты в высоту, Янка, сколько прыгаешь?
– Метр с небольшим, – удивилась вопросу дочь.
– Метр тридцать осилишь? – строго взглянула на нее мать. – Я в твоем возрасте больше прыгала. Ну, не важно. А метр сорок в классе кто-то прыгает из девчонок?
– Ма, ты чё, с дуба рухнула? У нас всего два парня столько берут, так один из них на первенстве России среди юниоров…
– Вот именно, чуть что – сразу про дуб. А к этому дубу надо стремиться. Чтобы планка была высоко, чтоб до нее не каждая шваль могла допрыгнуть. И тогда эта шваль тебя за версту обходить будет, как засечет на горизонте. Поскольку я – та самая планка и хочу, чтоб ты была такой же.
– Ага, то и видно, – осуждающе покачала головой дочь. – Как шкаф передвинуть или раковину прочистить… Я не говорю про все остальное!
Ссорились из-за этого они часто. Пример материнского одиночества был настолько вопиющим, что дочь поступала с точностью до наоборот.
Несколько раз вернувшаяся с работы раньше времени маман заставала в квартире такой вертеп, что, не думая, вызывала полицию. Разборки ни к чему, кроме бойкота, побегов из дома, последующих поисков дочери по клубам, притонам, моргам и больницам, не приводили.
– Господи, хоть бы замуж тебя выдать поскорей, что ли! – взмолилась как-то после очередного подобного демарша мать. – Я согласна в ЗАГСе заплатить кому надо, лишь бы вас расписали вне очереди.
– Хорошо, я буду иметь это в виду, – съязвила, помнится, дочь. – При первом же удобном случае залечу, а там, глядишь, и под венец вне очереди. Класс!
Звонкая пощечина занавесила половину обзора, оглушила полголовы.
– Так и знай, – выдохнула мать ей в лицо. – Если ты по пьянке или как-то по-другому залетишь – выскоблим так, чтобы ничего больше не завязывалось. Так что – остерегайся залетов! Конкретно остерегайся!
В этом стыдно сознаваться, но мать с дочерью стали настоящими врагами. Бунт подавлялся жестким террором, который, в свою очередь, вызывал новую волну недовольства народных масс, запуская очередной виток конфронтации.
Домашние аресты, лишение доступа в Интернет, финансовые ограничения – ничего не приносило результата. Более того, имело обратную сторону.
У матери был серьезный бизнес в крупной компании, ее время расписывалось по минутам. Каково же ей было слышать, когда во время заседания, скажем, совета по инновациям, раздавался звонок, и вахтер виновато докладывал, что ее дочь в какой-то странной куртке дожидается маму в вестибюле.
Извинившись перед коллегами, мать спускалась и лицезрела чадо в откровенном бомжатском виде. Просто одежда была спрятана, дверь на замке. Выходит, дочь перелезла через балконную перегородку к соседям… Могла сорваться… Ужас!!! Надела на себя черт знает что.
– Зачем ты меня позоришь? – сквозь зубы шипела мать.
– А ты не держи меня под домашним арестом! – на весь вестибюль кричала дочь. – Пусть все знают, мне лично скрывать нечего!
В затянувшемся противостоянии с самым близким человеком, когда всего шаг до полного отчаяния, очень важно, чтобы рядом был кто-то, кто тебя понимает. Благодаря Интернету такие люди нашлись. И немало.
Надо признать, в классе у Яны особо близких подруг не было, с кем бы она могла поделиться наболевшим. Семьи подобрались благополучные, никто не понимал и не одобрял такого поведения. Проблемы обсуждались несколько другие: в основном как понравиться мальчикам.
Учителя, разумеется, стеной стояли на стороне матери.
В сети оказалась целая группа парней и девчонок, которых терроризировали родители. Так называемая ГНП – группа несчастных подростков. Пусть они все скрывались за никами, но проблемы были общие, узнаваемые, близкие Яне. Они не только делились ими – они советовались друг с другом. А это было уже кое-что.