Шиза

В тесноте троллейбуса Яна продолжала рассказ. Ее не волновало, что окружающие пассажиры могут нас услышать.

…Среди тех блогеров, кто хотел ей помочь, особо выделялся «Паук» – именно такой ник он себе выбрал. Впрочем, она не уверена – под ником вполне могла скрываться и девушка. Паук рассказал, что в детстве также подвергался террору, правда, не со стороны родителей, а со стороны родной тетки, но это сути дела не меняет.

Услышав про тетку, я кашлянул: Лекарь! Пазл, говоря словами майора Одинцова, складывался на глазах.

Паук подробно все выспросил про мать – номер сотового, даже фотографию затребовал. Самое странное – девушка в тот миг не почувствовала никакой опасности, сердце не екнуло. Незаметно «щелкнула» мамашу на телефон и отправила ММS Пауку. О том, что за этим может последовать, не подумала.

Впрочем, за этим ничего особенного и не последовало. Поначалу.

Как-то вечером мамаше позвонили. Яна отлично слышала весь разговор. Кто-то уговаривал Киру Станиславовну с ним встретиться, она сначала долго не соглашалась, но потом, видимо, собеседник нашел аргументы, и женщина согласилась.

– Как мама себя вела перед этой встречей? – спросил я, выходя из труллейбуса и протягивая ей руку.

– Была очень нервной. Так прямо и сказала, чтобы я заткнулась, не встревала, не лезла с вопросами, вообще – не попадалась ей под руку. Хотя не попасться было сложно: у нее все конкретно валилось из рук.

– Скажи, а ты этого Паука наяву видела? В жизни какой он? Или, может, у тебя в аккаунте есть фото, и он тебя может узнать?

– Нет, Паука не видела, не приходилось, и в аккаунте у меня совсем другая фотка, – неуверенно ответила Яна. – Хотя… припоминаю один момент, он не похож ни на что, как бы стоит особняком в памяти. Забыла уже его лицо, голос, а то, что он говорил, помню.

– Ближе к сути, сударыня, – решил я подколоть девушку. – А то изъясняешься загадками. Что за момент?

– Училась тогда то ли в шестом, то ли в седьмом классе. Бегала с девчонками во дворе под вечер. Потом они по домам разбежались, а я не спешила… У меня ведь как: чем дольше мать не вижу, тем на душе спокойней. Сидела на скамье во дворе и что-то чертила на песке. Что – сейчас не помню. Он подошел ко мне неслышно.

– Мужчина? – фальшиво удивился я. – Ты не знала, что разговаривать с чужими мужчинами нехорошо? Опасно.

Она сжала кулачки и даже шутя замахнулась на меня:

– Ты хочешь узнать, что он мне сказал, или собираешься мне морали читать?! Я уже говорила, хватит меня за дурочку малолетнюю держать!

– Извини, – я притянул ее к себе и примирительно чмокнул в щеку, отчего она почему-то вздрогнула. – Постараюсь быть серьезней и взрослее.

Незнакомец какое-то время рассматривал то, что девочка чертила на песке, подходил с разных сторон, долго разглядывал, потом воскликнул:

– Похоже на гильотину… Знаешь, что это такое?

Яна тогда не знала значения этого слова, но не хотела в этом сознаваться и ответила первое, что пришло в голову:

– Это гильотина для паука.

Почему именно для паука – она не знала. Просто так вырвалось, и все. Незнакомец очень удивился, поскольку не ожидал ничего подобного.

– Для паука не бывает гильотины, – начал объяснять он. – За что ему отрубать голову? К тому же у него нет головы как таковой, у него головогрудь.

Девочка как раз по зоологии готовила в школе доклад о членистоногих и решила блеснуть знаниями… Она знала все про пауков, а незнакомец – про гильотину. Они проговорили не меньше часа. Пока во двор не вышла мама – Кира Станиславовна и не позвала Яну домой.

Незнакомец, увидев мать девочки, как-то незаметно и быстро исчез. На вопрос матери: «С кем это ты там разговаривала?» – девочка честно ответила, что с одним умным человеком, который все знает про гильотину. Тема разговора матери не понравилась, она запретила дочери встречаться с этим «знатоком».

Он больше и не появлялся поблизости, хотя девочка его ждала, вспоминала о нем.

Выслушав короткий рассказ, я вынес вердикт:

– Это мог быть как Паук, так и совершенно посторонний мужчина, например, многодетный отец… Педагог, доцент, не знаю.

– Согласна, – неуверенно ответила Яна, – мог… Но мне почему-то кажется, что это он и был. Уже тогда выслеживал, вынюхивал.

Я спросил себя: знает ли она, что с Пауком я работаю сейчас как психиатр, догадывается ли? Честно говоря, я ждал, когда она скажет напрямую что-то типа: «Да ты его знаешь, это такой-то…»

Но она почему-то сдержалась. Может, не хватило смелости? Это не просто – сознаться, что все подстроено.

Если бы осмелилась – все карты раскрылись в ту же секунду, и – прощай, романтический ореол наших отношений. А так – мы вроде как случайно встретились. Вернее – столкнулись.

Кузовной ремонт был произведен на славу: машинки сверкали как новые. Расплатившись, я сел за руль и уже собрался ехать, как увидел Яну, сиротливо стоявшую рядом со своим «шевроле».

Садиться за руль она почему-то не спешила.

Через секунду я понял: машина матери, в ней все напоминало о Кире Станиславовне. Разумеется, говорить об этом вслух было необязательно.