Не помню, как вытащил руку из пасти вампира, ударяя его правой, свободной рукой, по светящимся в темноте гипнотическим глазам. Не помню, как в кромешной тьме нашёл отверстие горловины тоннеля, не помню, как очутился в своей каюте.
После восьми склянок, на мостике, в четыре часа утра, на ходовой вахте пришёл в себя. Кровоточащую руку обмотал носовым платком.
- Что с вами, чиф? - удивлённо спросил второй штурман Дубровский, у которого я принимал ходовую вахту, - вы чем-то напуганы? У вас же зубы стучат! И волосы дыбом, как от электрического разряда! Что у вас с рукой?
- Ли-ли-лихорадит, ли-лихорадка. Зно-знобит. Про-пройдёт, - отвечал я, заикаясь, - мертвецы приснились. Руку, руку, это я поскользнулся, упал. Потерял сознание, очнулся, закрытый перелом... Руку порезал, когда..., когда брился. Всё в порядке, секонд, иди Александр, спать.
Удивлённый Дубровский удалялся восвояси, бормоча,
- На этом пароходе, на этой Каяле, все какие-то мёртвые и поломанные!
Закрыв за Дубровским дверь штурманской рубки, шагнул через комингс на свежий воздух. На мостике я был один. Правил авторулевой, рулевых-матросов в океане на мостике нет. Оглядел океан. Горизонт был чист. "Каяла" бесшумно разрезала длинные, пологие волны мёртвой зыби. Стояла прекрасная погода обычно капризного штормового февраля. События развивались в северном полушарии, за месяц до начала весны 1995 года. Теплоход неотвратимо приближался к тихим конским широтам.
Я медленно приходил в нормальное состояние.
6. Клад в четырёх гробах
В следующую ночь, вооружённый серебреным крестом, тесаком и осиновым колом, прополз по тоннелю, и снова был в тёмном, закрытом, забитым доскопакетами, четвёртом трюме. Вооружённый крестом старпом вновь оказался у гроба варнака, у таинственного сундука мертвеца.
Вампира отпугивает животворящий крест!
Но от страха сил не было. Я действовал, как безвольный самоубийца.
Серебряный крестик, увесистый осиновый кол помогли вернуть бодрость, рассеять страхи. Страшный покойник, вампир и упырь граф Дракула, оказался безобидной восковой фигурой с острыми фарфоровыми зубами. Вернее фигуры не было, восковой была лишь голова, голова была как настоящая, с открытыми фарфоровыми глазами, покрытыми светящимся фосфором. Руку я располосовал битым стеклом окна гроба. Остальные ужасные картины - фантазия моего трусливого воображения.
У головы, в гробу, под красным покрывалом, лежали бумажные деньги. Тускнели золотые слитки. Пакеты с кокаином и героином исполняли роль наполнителей. Гроб был забит доверху, пакеты с наркотиками мешали сдвигаться, и греметь ценному металлу.
Меня больше интересовала зелёная бумага, чем белый порошок. Я обнаружил вожделенные американские доллары в различных пачках, в разной упаковке, и разного достоинства. Сорок девять "лимонов зелёных". Сорок девять миллионов долларов Соединённых Штатов Америки. Наличными. Я ощутил необычайный прилив сил. Настроение резко повысилось. С наличными не страшен и Сатана.
При помощи приспособлений, кочерёжки, счастливый старпом освободил сундук мертвеца.
В "ногах" покойника находился небольшой кувшин. Сосуд напомнил старый советский фильм о старике Хоттабыче. Сосуд я подцепил, вытащил длинным и тонким обгалдером. В кувшине Хоттабыча оказался крохотный, древний, коллекционный арабский светильник старинной работы. На светильнике была выгравирована надпись на арабском языке.
- "Ала ад-Дин", - прочёл я, и обнаружил при светильнике перстень, с гербом страны Магриб.
Миниатюрный светильник был на золотой цепочке, его я повесил себе на шею, под одежду, засунул за пазуху. Перстень одел на средний палец правой руки, печаткой внутрь.
7. Сундук дамы с каменьями
А червлёный стяг с хоругвью белой,
Чёлку и копьё из серебра
Взял в награду Святославич смелый,
Не желая прочего добра!
"Слово о полку Игореве"
Следующие гробы оказались с норовом, не желали сдвигаться с места. Тяжёлые! Пришлось с торцов гробов, бензопилой фирмы "Stihl" резать окна, обгалдером извлекать тяжёлые слитки, затем облегчённый гроб я выдвигал, для удобства изучения содержимого.
В трёх других гробах, кроме прочего, нашлись пятьдесят один миллион долларов, по семнадцать в каждом. В гробах были такие же восковые головы, такие же "покойники". Вернее два "покойника" и "покойница". Покойница венчала себя свастикой. Глаза усопшей были закрыты.
Мертвец с серпом и молотом был с открытыми глазами, похожий на пирата Флинта, со старинной гравюры художника Бунакова. Мёртвая голова, у которой герб был увенчан звездой Давида, походила на хитрого еврея Гобсека, что был изображён на моей настольной каютной книге.
Покойница, вернее спящая Дама, была вылитая Норма Джин. Её я назвал "дамой с каменьями". В гробу дамы, кроме долларов, оказались бриллианты, и такие драгоценные камни, каких я никогда не видел.