Шхуна «Колумб» (рис. Л. Лурье)

— Андрей Гордеевич, будьте мужественны, выслушайте меня. — Что-то сжало ему горло, он глотнул слюну. — Сейчас на поверхность поднимут декомпрессационную камеру. Там Люда… Она в тяжелом состоянии.

Профессор Ананьев не пошевельнулся, только глаза его расширились. Он смотрел на капитан-лейтенанта, точно что-то отгадывая.

— Она?.. — спросил он тихо.

— В очень тяжелом состоянии, — ответил комиссар и нахмурился.

Дверь каюты открылась. Помощник командира вошел без предупреждения.

— Простите, — сказал он, и все подняли на него глаза. — Простите, неприятность: оборвался телефонный провод связи с декомпрессационной камерой. Водолазы сообщают, что камеру очень сильно рвет вверх. Она почти выносит понтон на поверхность.

Командир и комиссар выбежали на верхнюю палубу и прошли мимо Марка.

Месяц заходил за горизонт. Приближалось утро, когда водолазы сообщили, что камера стоит на глубине только десяти метров. В этот же момент оборвался трос, соединявший камеру с понтоном. На поверхности заклокотала вода, камера выскочила из моря, подпрыгнув над водой. Падая, она еще раз на секунду погрузилась и всплыла возле «Пеная». Марко бросил телефонную трубку, прыгнул за борт и поплыл туда, где стояли шлюпки с «Пеная» и камера. Там моряки большими тяжелыми ключами отвинчивали дверцу. Марко подплыл, когда дверцу уже сняли, и под светом фонарей вскочил в камеру. Впереди всех склонился, держась за голову, врач, рядом с ним сидел сумасшедший, за ними на коленях стоял Варивода и потирал лоб. А посредине камеры лежала неподвижная Люда.

ЭПИЛОГ

Началась весна. В проливе между островом и материком не осталось уже ни одной льдины. Луга покрывались молодой зеленой травой, распускались первые цветы. Днем и ночью над островом пролетали стаи птиц, возвращаясь с юга. В море вышли рыбачьи шаланды.

В Соколиную бухту все чаще приходили пароходы и выгружали строительные материалы. Рядом с домом рыбного инспектора строили временную пристань. Начинались работы по прокладке узкоколейки к Торианитовому холму, а вокруг него кипела работа.

В один из этих дней напротив маяка, ловко проскользнув между мелями, бросила якорь шхуна «Колумб». Со шхуны спустился каючок и быстро приблизился к берегу. Привязав лодку к забитой в песок палке, на берег сошел шкипер Стах Очерет. Первым его встретил маленький Грицко. Потом из дома вышел отец мальчика, а за ним показались мать и дед Махтей.

Стах поздоровался. Его радостно приглашали в дом.

— Письмо вам привез, — сказал шкипер. — Левко был на слете лучших мотористов рыбачьих шхун нашего моря. Видел Марка. Вот! — Шкипер вытащил из кармана письмо.

Отец разорвал конверт и начал громко читать:

— «Мои дорогие! Парусник «Отвага» выходит в учебное плавание вокруг света. Команду составляют курсанты старших курсов. Я досрочно сдал испытания на «отлично». Меня переводят на второй курс и берут в дальнее плавание. Мы пройдем через три океана и много морей, посетим Огненную Землю, Австралию, Индию. Южную Африку и другие страны, где когда-то побывал дед Махтей. Покажем красный флаг там, куда еще никогда не заходил ни один советский пароход. Во время нашего плавания будем продолжать учиться — с нами едут преподаватели. Когда вернемся, сдадим испытания уже за последний курс техникума. Обещаю писать вам из каждого порта, куда будем заходить, и советую Грицко собирать коллекцию марок и конвертов. Я уж для него постараюсь.

Хочу еще поделиться последними новостями: Люду и Зорю приняли в комсомол. Люду вызывали на очную ставку с Анчем и его помощником. Оба во всем сознались. Люда уже совсем выздоровела и теперь нагоняет пропущенное. Зоря поступила на рабфак при нашем техникуме и мечтает стать командиром подводной лодки.

Жду ваших писем и поручений деда — каким пальмам, рифам и атоллам передать привет. Ваш Марко».

Наступал вечер. Пахло весною и морем. Высоко в небе с юга летела большая стая птиц. Это возвращались из Африки на родину лебеди.

Над островом взошла луна и озарила камыши, кусты, Торианитовый холм. Маяк освещал ночной путь перелетным птицам, которые, пересекая море, спешили к острову отдохнуть после далекого путешествия.

Дмитро Завирюха вошел в аппаратную маяка на вахту. В маленьком домике уже все легли спать. У маяка и на дворе царила тишина, и только едва слышный прибой нарушал ее, как бы убаюкивая равномерным плеском обитателей домика.

Ночью старый Махтей проснулся. Месяц заглядывал в окно и, освещая комнату, расстилал на полу тени от стола и стульев. На кровати сидел Грицко. Он тоже не спал и задумчиво смотрел в окно, освещенное сиянием луны.

— Грицко, ты чего не спишь? — спросил старик.

— Я, дедушка, думаю.

— Что ж ты думаешь?

— Кем мне быть, когда вырасту?

— А кем же ты хочешь быть?

— Шкипером, или адмиралом, или таким смелым, как Находка.

— Спи, Грицко. Пока вырастешь, успеешь придумать.

— Буду я, дедушка, командиром боевого корабля, как капитан-лейтенант.

Дед положил голову внука на подушку, прикрыл его одеялом, и прошептал:

— Спи, командир!

Месяц медленно отступал от окна. Тьма в комнате сгущалась.