— Какое тут спокоен, когда эти уроды мне всю малину перехезали… Менты мне не кенты. Даром я, что ли, сюда летел, как бешеная муха? Да еще и вас сполошил.
— Как знаешь, — пожал плечами Князь. — А насчет всполошил — все путем. Арику одна дорога — на зону. А там с него хорошие люди по полной спросят. И за беспредел, и за Али-Бабу тоже. Он армянин продуманный, даже если загремит котелками, все равно на воле притырит капиталец. Вот мы с него все и вывернем вместе с нутром… — Он повернулся к Битюгу: — Чего ждем, Вася? Падай в тачку! Поворачиваем кеды…
По дороге к санаторию Юша обсудил план с «дубовыми» пацанчиками, которых он упорно именовал «хлопчиками». Как позже мне объяснил Юша, в Краснодырье слово «пацан» не признают. В этот край когда-то императрица Катерина переселила запорожцев, а у них в крови лютая неприязнь к еврейскому народу. «Пацан» же якобы происходит от еврейского «поц», что обозначает маленький половой член.
— С идиша или с иврита? — уточнил я.
— С херита! — коротко пояснил Юша. — Сказано тебе — с еврейского.
Короче, хлопчики доставили нас на территорию «Дубовой рощи» и передали семь раз больному Юше путевку-курсовку. Даже в номер провели.
— Усе, шо трэба, — отрапортовал экс-чемпион по рукопашке Юра Пэрэць. — Дале, я зрозумив, вы сами… Колы шо, звоните, мобыла вам вже знаемая.
— Благодарствую, хлопцы, — попрощался Юша.
— Та нема за що.
Как только хлопчики исчезли, Юша надел фирменный санаторский халат, запер дверь номера и отправился со мной на променад (любит он это словечко). Дорога наша сама собой повернула к элитному корпусу. Но тут нас остановили два «формовых» (со шкиперского — полицаи в форме).
— Прошу прощения, но сюда нельзя, — сказал один из них.
— Этим — можно, — раздался знакомый голос за нашими спинами.
Мы обернулись. Конечно — майор Левашов собственной персоной.
— Какая встреча, — произнес Евгений Петрович без особого удивления. — Знаешь, Ефимыч, как-то по молодости (я еще лейтехой был) паковали мы одного пьяненького поэта. Ничего существенного, так, домашний бузотер, кухонный боксер. Ох, он нас материл — да все в рифму! Но у меня только приличное в память запало. — И следак торжественно продекламировал:
— Над Россией солнце встало
Ядерным пожарищем…
Мы к вам в гости прилетели,
Здравствуйте, товарищи!
Вот с тобою, Ефимыч, то же самое чувство. Ты страшнее ядерной войны. Ну, пошли, что ли… — И майор, подхватив нас со шкипером под локотки, повлек к «хитрому домику».
— Вдовин-то как? — спросил по пути Юша. — Пришел в себя? Глянуть можно?
— Это не зоопарк, — наставительно заметил Левашов. — Билет имеется?
— Имеется, — ответил Юша и показал путевку в санаторий.
— Надо же, и число сегодняшнее… Я почему-то так и думал, что ты здесь чисто случайно. А про Вдовина тебе зорянка начирикала?
— Лазоревка, — поправил шкипер.
Ну всё, сошлись два знатных орнитолога…
— И все-таки откуда ты узнал, что профессора содержат в этой тихой обители? — поинтересовался Левашов.
— Ты же сам просил пробить информацию. Сообщаю: дядя Амалии Аскольдовны находится в палате, куда мы прямиком и топаем.
В элитный корпус мы не вошли, а присели за стол в уютной беседке.
— А как звать твою лазоревку? — полюбопытствовал Левашов.
— Лазоревкой и звать.
— Это ее вы с Николаем Палычем слушали? Ну чего уставился? Вашу машину костановские ребята еще от Паханска пасут. А тебя — от особнячка Тайги.
— Чего же тогда вы меня не схомутали? — спросил Юша.
— А на кой ты нам сдался? Нет, хирург ты, конечно, от Бога…
— В каком смысле? — не понял шкипер.
— В смысле — из тех, кто гланды через анус вырезает. Пинкертон! Задачку в два действия на всю доску расписал.
— Значит, ребята Кемеля все ж таки на засаду в квартире Амалии напоролись? — догадался Юша.
— Да эта засада — курам на смех. — Левашов поморщился. — Я Косте говорил: что ты дурью маешься… Дело-то плевое оказалось. Не дело, а так, булка с маслом. А булка — с маслом.
— Да не томи ты, ирод. Интересно же…
— А бобиком будешь обзываться?
— Ну че ты, Петрович, я ведь без злобы… Ты меня тоже не за Алена Делона держишь.
— Ну, тогда лечись и учись. Ален Делон…
И Левашов поведал повесть, простую, как две копейки (хотя я такой монеты в глаза не видел).
И полицейские сыскари, и следаки из следственного управления (которые «мокрыми делами» занимаются) первым делом бросились допрашивать близких Вдовина и Симоновича. Амалия ровным счетом ничего не знала, кроме как о поездке яйцеголовых к неведомому клиенту. С дочкой Симоновича, Раисой Михайловной Великовой — другой коленкор. Ее-то первую и опросили, хотя она с семейством отдыхала в Италии. Утренний звонок Костанова застал дочку на самом голенище сапожка — во Флоренции. И тут неожиданно выяснилось, что Великовой из Паханска уже звонили — просили срочно вылететь на опознание тела! Она как раз ищет ближайший рейс, потому что следователь обещал перезвонить позже, чтобы узнать, когда она прилетает.