Школа для толстушек

– Похудение, то есть похудание. Ирина сказала, просто по весам ненаучно. Она индексы массы наших тел высчитывает. Вес на квадрат роста делит или наоборот, я не помню. Чего привязались? Вы ужинать будете или нет?

– Будем, Поленька, будем, – облегченно рассмеялся Олег. – Ох и дурочки же вы!

То ли благодаря бане, то ли проявленному целомудрию, а скорее – надоевшему воздержанию, в тот вечер мужчины забыли об обидах. За ужином позволили себе шутить, а после – быть соблазненными.

Олег «отдался» без слов. Вася предупредил Полю, что идет на уступки, но существо вопроса остается открытым. Марк, чувствуя вину за утреннюю сцену, поспешил сказать Ирине, что был с ребятами в бане. Она попросила больше не шутить подобным образом.

– Представляешь! Я сначала поверила!

– Как ты могла! – возмутился Марк.

– Такая дурочка!

– Характеристика принимается!

Глава вторая,

в которой Ксюша едва справляется с желанием напиться до смерти

ПОХОРОНЫ

Хотя большую часть дня собаки проводили на улице, спали они в доме. В первое время мужчины пытались растащить на ночь своих любимиц по комнатам. Вася зазывал к себе Джери и Лизу, Марк рядом со своей кроватью бросал половичок Дуне, Ева норовила забраться в постель к Леве, Сара охраняла Олега и Ксюшу. Но собаки рано вставали, начинали скрестись в дверь, искать друг друга и носиться по дому, тревожа сладкий утренний сон людей. Ксюше надоело вскакивать ни свет ни заря, утихомиривать свору и выгонять на улицу. Она постелила в углу гостиной ковер и сказала, что отныне собаки будут спать здесь, надобности запирать входную дверь нет, утром они сами могут выбежать на улицу. Но Вася и Поля все-таки часто забирали Джери к себе. Баловали они щенка немилосердно, только платьица на нее не надевали. Если бы Джери росла без присмотра взрослых собак, из нее бы вышла капризная и эгоистичная особа.

Сквозь сон Ксюша услышала тявканье Джери. Значит, Вася опять свою девочку оставил на ночь в спальне. Пусть сам встает и разбирается с ней. Но в лае и повизгивании щенка Ксюша услышала странные ноты. Такого голоса не бывает у собак ни когда они злятся, ни когда попрошайничают или играют. Ксюша встала, набросила халат, подошла к двери и толкнула ее. Дверь не открывалась, с другой стороны ее что-то привалило. И тут раздался истошный крик Поли:

– Ксюша, скорее! Господи, какой ужас! Ребята, где вы все?

Потом послышался испуганный вскрик Ирины, тревожные восклицания Марка, срывавшийся на фальцет взволнованный басок Васи.

Олег вскочил, вместе с Ксюшей навалился на дверь, и они открыли ее.

За порогом лежала Сара. Она часто и мелко дышала, язык вывалился из пасти. По ее телу, большому и красивому, покрытому черной бархатно-кудрявой шерстью, пробегали волны судорог. Она шла к ним в комнату за помощью, но рухнула на пороге.

Дуня упала возле комнаты Марка и Ирины. Сейчас они стояли перед ней на коленях, гладили, уговаривали, спрашивали. Передние и задние лапы Дуни била сильная дрожь, точно через них пропускали разряды электрического тока. В мучительном страдании она откинула назад голову и тянула шею.

Лизу Вася нашел на лестнице. Поднял ее со ступенек, прижал к груди. В обычно шаловливых и кокетливых глазах Лизы стояла боль. Каштановые зрачки закатывались, и были видны полумесяцы белков. Лиза тихо, почти беззвучно, тоненько скулила, тянула один высокий звук, похожий на свист, едва улавливаемый человеческим ухом.

Только Джери, здоровая и невредимая, бегала, путалась под ногами, толкала мордой своих подружек и звала их играть. Очень хотелось, чтобы Джери оказалась права: собаки дурачатся, шалят. Сейчас они вскочат, примутся озорно вилять хвостами и лаять – здорово мы вас разыграли?

Но притворяться собаки не умеют, и не игра это. Они извивались в конвульсиях. Их безмолвные мучения были страшнее воя и криков боли. Но крики были. Люди слышали их внутри себя – отчаянные стоны, способные довести до безумия. И в то же время в страданиях собак была кроткость. Не отстраненность забытья, а именно кроткость – как извинения за причиненные неудобства. В промежутках между атаками боли они пытались лизнуть руку гладившего их человека. Мол, я испугалась и бежала к тебе, но я не хочу, чтобы ты печалился, надо было мне сдохнуть в отдалении. Они поднимали головы, точно силясь вымолвить слово, но новая волна судорог сотрясала тело, и головы бешено дергались, зубы клацали, раня сухие, покрытые белым налетом языки.

– Где Ева? – воскликнул Марк. – Найди Еву! – велел он жене.

Ирина побежала вниз. Комочком, черной брошенной шкуркой, Ева лежала в центре гостиной. Мертвая. Умерла недавно. Тельце еще было теплым, не успело окоченеть. Ирина не могла поверить в ее смерть, подхватила на руки и побежала наверх.

Она протягивала Еву Ксюше, толкала в грудь, плакала и просила:

– Сделай с ней что-нибудь! Спаси ее! Я тебя умоляю!