Школа гетер

— Постой-ка, — хрипло сказал Терон, опуская Лаис на землю и отрывая полоску ткани от своего хитона, который теперь едва скрывал его наготу. — Завяжи себе рот и нос.

Лаис послушалась — и сразу почувствовала, как прояснились мысли, сердце перестало сжиматься, словно перепуганная пташка в ладонях. Дышать теперь было труднее, но думать — легче.

Такой же полосой Терон завязал рот и нос и себе.

Они прошли еще несколько шагов — и внезапно Лаис показалось, что она находится в закопченной красной чаше!

Перед ними открылась пещера с круглым потолком. Стены ее были темно-красными, с бурыми потеками, а чадящие факелы образовали на стенах и потолке черные полосы. Посреди пещеры была воздвигнута высеченная из ракушечника фигура женщины настолько величественной и в то же время страшной, что от нее хотелось поскорей отвести глаза — и в то же время она неотвязно приковывала взор. Формы ее были непомерны, уродливы — и в то же время исполнены грубой, первобытной, неуемной чувственности. Она полулежала, опираясь на локти и широко раздвинув колени, и разверстый провал ее лона казался в игре света и тени черной мрачной ямой, ведущей в ужасные бездны, может быть, даже в провалы Аида.

Это, наверное, была очень древняя статуя, ибо ракушечник оказался изъеден лишайником, кое-где от него открошились целые куски. Лицо статуи было изборождено трещинами, словно глубокими морщинами. От этого она казалась еще страшней.

Голову ее венчала сверкающая драгоценностями тиара.

Лаис заставила себя отвести глаза от кошмарной фигуры, потому что созерцание ее отнимало дыхание и заставляло сердце болезненно сжиматься.

Девушка огляделась — и только теперь заметила в дальнем конце пещеры некое сияние. Сначала Лаис подумала, что там горит костер, но свет был ровный, а не пляшущий и дрожащий, как пламя костра. Вроде бы какая-то белая фигура возвышалась вдали, но, впрочем, Лаис очень плохо видела в чадных струях дыма. Однако ей становилось чуть легче, когда она смотрела в ту сторону.

«Что там такое? Может быть, ночь миновала и наверху уже рассвело? И это каким-то чудом свет дня проникает сюда?» — мельком подумала Лаис, но тотчас забыла об этом, потому что барабаны и дудки враз смолкли — и под сводами пещеры раздался визгливый голос. Это был голос Хереи!

— Кибела, матерь всего сущего! — крикнул евнух. — Некогда возлюбленный тобою Аттис дал тебе клятву не знать плотской любви, но преступил свое слово и изменил тебе. Ты наслала на него безумное раскаяние, и он оскопил себя острым камнем, чтобы загладить свою вину и наказать свою мужскую суть, которая ведет нас ко греху и измене. Все мужчины — твои Аттисы, о Кибела! Мы рождаемся твоими невинными возлюбленными, но наша мужская суть вынуждает нас изменять тебе с Афродитой Пандемос! Мы извергаем семя в женское лоно — как извергаем душу, тратя свои силы на любовь и страсть к недостойным тварям, жрицам богини, которая пришла тебе на смену и отвлекла людей от служения тебе, о Кибела! Прости нас! Прими нас вновь в сердце свое! Благослови дары наши, приносимые на твой алтарь! Да будут достойны тебя наши жертвы, ибо мы отдаем тебе все, что составляло смысл наших несчастных жизней! Теперь, блаженные и свободные, мы постигнем истинный смысл служения тебе!

Херея стоял посреди пещеры, одетый в алый хитон, держа в руках большую золотую чашу. Он вынимал из этой чаши какие-то предметы и проталкивал их в лоно статуи.

— Боги, — прохрипел Терон, — великие боги, спасите мой разум! Это же…

Он умолк, словно онемел, но Лаис уже поняла, что это такое. Окровавленные фаллосы оскопленных и убитых рабов — вот чем удовлетворял Херея каменное лоно древней богини!

Снова зазвучала кошмарная, пронзительная музыка, но тотчас смолкла по мановению руки Хереи.

— Богине этого мало! — вскричал он. — Богиня жаждет новой плоти! Плоти мужчин и плоти женщин, кои побуждают мужчин изменять богине! Сюда, сюда! Придите ко мне, новые Аттисы!

Из темных углов пещеры медленно вышли мужчины в красных хитонах и красных хламидах — и обнаженные женщины. У женщин были в руках дудки и барабаны. Мужчины держали ножи. У всех был безумный, одурманенный вид, двигались они с усилием, словно прорывались сквозь путы беспамятства.

— Это стражники храма, — выдохнул Терон, но Лаис уже и сама узнала несколько человек, которых видела прежде на ступенях храма.

Более того! Среди этих людей она разглядела и двух рыжих братьев — тех самых, которые напали на нее минувшим днем и от которых ее спасли голуби Афродиты и журавли Ивика! Значит, вот куда должны были они притащить Лаис… И если бы им это удалось, она сейчас шла бы, тупо передвигая ноги, среди этих одурманенных женщин с безжизненными, полумертвыми лицами! «Кто-то похищает одиноких гетер», — вспомнила она случайно оброненные слова наставницы — и наконец-то поняла, кто их похищает и зачем.

— Мужчины! — приказал Херея. — Избавьте женщин от средоточия их пагубного сладострастия!