Читаем Школа над морем полностью

Могучая дышит земля,

И звезды горят огневые

На башнях высоких Кремля...

- Что ты там бормочешь? – окликает с лежанки дед Савелий. - Что? А ? Ну, слышу, слышу! Вот полуночник так полуночник! – и широко зевает: сон так и одолевал: деда Савелия.

Сашко перескочил мысленно на журнал. Он уже представлял себе его обложку, обязательно в красках и чтобы непременно море и на море – лодка с раздутым парусом. Можно еще, чтобы в лодке были пионеры – будто катаются по морю. Только для зимнего номера такая обложка, пожалуй, не годится. Какое там катанье, когда такая буря! Зимой можно будет нарисовать школу. Или школьника. Или школьницу. Из темноты выплывает лицо Гали Кукобы. Улыбается и будто спрашивает: «Сделал ли ты уроки?»

Вот уж сколько дней, как Гали не узнать. Ходит почему-то печальная, насупленная, и сколько раз ни спрашивал ее Сашко, не отвечает. Только плечами пожимает: «Да нет, что ты! Это тебе кажется». Но Сашко знает, что это ему не кажется. Сашко знает, что не такая была Галя раньше.

Думает Сашка о Гале, о матери, думает он в эту ночь и о старшем брате Лаврентии.

Лаврентий Чайка – краснофлотец, он пограничник, он стережет советские границы. За восемь километров от Слободки – граница. Днем и ночью сторожевые суда, остроносые и серые, как щуки, режут суровые морские волны. Хитер враг. По ночам темь, как. черная дымовая завеса, и легко можно спрятать шаланду или лодку со шпионом. Берега чужой земли всего лишь в нескольких десятках километров. И особенно нужно быть зорким вот в такие темные и бурные ночи. Враг не боится сердитых волн. Он боится другого: он боится грозного окрика с мостика сторожевого катера: «Приказываю остановиться!» Он боится слепящего луча советского прожектора. Он боится света, как боится солнца летучая мышь – кажан.

И Сашко думает о брате. Наверное, он и сейчас на катере. Стоит, может быть, на вахте и напряженно вглядывается в ночную темноту, а может быть, катер гонится сейчас за нарушителем границы и рука брата замерла на холодной стали пулемета.

Сашку начинает казаться, что это не брат, а он сам; Сашко, отбывает вахту и выслеживает врага. А буря на море такая, что слышно, как скрипит радиомачта, и могучие валы колышут стальной катер, как детскую люльку: вверх, вниз, вверх, вниз... Согрелся Сашко в теплой постели, и не буря качает его, а ленивые, сладкие волны крепкого сна.

Спит Сашко, спит дед Савелий, спит Ивасик. Спят. Но вот Ивасику снится страшный сон. Ему снится, будто его любимый щегол в клетке вдруг начинает свистеть, и свистит так громко, так пронзительно, что от этого свиста дребезжат стекла в окнах. Сон будит Ивасика. Он широко открывает глаза, всматривается в полночную темноту. За окном свистит ветер, в комнате слышно, как глубоко дышат во сне брат и дед.

Ивасик лежит и думает: «Почему это так свистел щегол? А может, он и не свистел? Может, это только приснилось?»

- Дедуся, дедушка!- зовет он. - А что, щеглы умеют говорить? А морские свинки? Дедушка!

Но дед Савелий не слышит. Он спит. Ивасик прислушивается к его дыханью и вздыхает. И зачем это люди ночью спят? Ночью можно увидеть столько интересною! Можно увидеть, как блестят звезды, как выплывает из-за моря величавая ярко-желтая луна, можно услышать, как в кустах между камнями шуршат травой ежи. Ивасик слушает завыванье бури и думает: бедные бычки, бедные крабы, как им холодно в море!Акулы плавают в ледяной воде. Дед Савелий говорит, что в нашем море акул нет, только Ивасик этому не верит: наверное, есть - хоть одна, хоть самая плохонькая, а все-таки есть. Непременно надо, чтобы была. С акулой еще интересней!

Мальчик снова вспоминает о своем щегле. Уж не холодно ли ему в клетке? Может, и холодно – удивляться здесь нечему: щегол же не укрывается, как дед, теплым овчинным кожухом! Правда, у птицы есть перья, только как они там ее греют? Небось, надень на деда Савелия такой кожух на птичьих перьев, он бы уж попрыгал в нем! И понятно, что, беспокоясь о щегле, Ивасик больше не может улежать в кровати. Он тихонько подымается с постели. Осторожно скрипят двери. Из темной каморки пахнет травами и сушеной калиной. И еще, кроме калины и трав, острым запахом зверинца. Мальчик зажигает огарок свечи и в одной рубашке входит в каморку. Тут и вправду помещается целый зверинец, и Ивасик – его хозяин. В том углу, где весной всегда стоит сито с наседкой и яйцами, сейчас приютилась деревянная клетка с морскими свинками. Встревоженные светом, зверьки зашевелились, сбиваясь в один комок.

Морские свинки! А вот дед Савелий говорит, что они вовсе никакие не морские, Что всю свою жизнь дед не видел в море ни одной такой свинки. И Ивасик совершенно согласен с дедом. Он думает, что эти свинки и плавать даже по-настоящему не умеют. Как он их ни рассматривал, как ни переворачивал, он не нашел у них не только настоящих плавников, а даже хоть чего-нибудь похожего на приспособление для плаванья! На клетке с морскими свинками стоит стеклянная банка с песком. Если верить Ивасику, в этой банке, зарывшись в песок, зимуют целых две ящерки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее