Оделся потеплее и пошел встречать Кильку. Часа два прождал. Встретил маму; она умилилась тому, что он по ней так соскучился.
— Не было ни Кильки твоего, ни нариков, — шепнул мне папа.
После болезни.
Пропущенные уроки вышли мне боком. Теперь надо было догонять класс. Мишаня помогал, как мог, сделав за меня всю домашку. Кильки в школе не было, и я решилась сходить к нему в гости. Типа проведать.
— Он болен, — сухо рявкнул Килькин отец и попытался захлопнуть дверь перед моим носом.
— Я знаю, что он на больняке. Мне в школе сказали. Я ему домашку принесла. Вы все-таки меня пропустите, а? — как можно вежливее попросила я.
Лучше бы он меня выгнал. Вид прикованного к батарее Кильки меня просто потряс. Напрочь. У него лицо было как у зомбяка. Зеленое. Правда! И трясся он капитально. А когда меня увидел — подвывать начал. Как собака больная.
— Ну как тебе зрелище? Может, ты мне объяснишь, как такое могло случиться с МОИМ сыном?
— А только с вашим и могло, — нечаянно брякнула я и тут же пожалела, что не родилась немой.
Когда у Килькиного отца прошло желание меня урыть, он затолкал меня на кухню для серьезного разговора. Классная у них квартира, лучше нашей. Особенно пол здоровский, из натурального дерева незнакомой породы.
— Хватит посуду рассматривать, не в музее, — Килькин отец нехорошо так на меня поглядел.
Правда, я даже испугалась немного.
— Отучайся шарить глазами по чужому имуществу. А то мало ли что…
— Типа их обворуют, а подумают на меня? — догадалась я. — Так на кой фиг выставки делать? Ведь ясное дело — вам своими сокровищами похвастать охота.
Килькин отец пристально на меня уставился. Хотел гадость сказать, но передумал.
— И почему ЭТО могло случиться именно с моим сыном?
Пришлось заложить Кильку по всем статьям. И про уродов этих в подъезде. И про его страх перед отцом. Только это не страх вовсе, а что-то другое. Я просто названия не знаю.
— Он сам никогда наркоту пробовать не будет. И они это просекли. Но он гордый у вас. Ему признаться в слабости — как повеситься. Значит, вы во всем сами и виноваты, — мрачно подытожила я.
— Мать в больнице лежит. Этот ушлепок ее с монстром из игрушки перепутал и топором пытался зарубить. Видала, какие у нас теперь двери? Его рук дело.
— А что с матерью?
— Срыв. Нервный. И синяки.
— Могло быть хуже, — успокоила я.
Через пару дней.
На переменке какая-то малолетняя тварь устроила дымовуху. Неужели и мы в первых классах были такими придурками? Мальчишек тут же пробило на ностальгию.
— А ты помнишь, как мы училке тапки приклеили?
— А я бомбочки на физре кидал!
— А как мы все под парты залезли и мычали…
— Вот идиоты!
Действительно — идиоты.
— А когда мы с Юриком в ваш класс перешли, вы в столовке в нас коржиками молочными кидались, — вдруг вспомнил Денис.
Все молчат. Стыдно, однако, хотя меня там не было.
— А в кого попали? — спрашиваю я.
— В него. Смешно? Я выше на голову, а попали в него.
Юрик злобно молчит, делая безразличное лицо. Он все прекрасно помнит. Он вообще злопамятный.
— Ну а вы что? Трудно было тоже кинуть?
— Трудно. Коржики сначала купить нужно, а вы удрали сразу…
Это уже не детские шалости. Это — жлобство. С нашей стороны. Нам немного стыдно.
Среди моих «подвигов» — пение непотребных песен во время демонстрации в честь Дня города. И сочинение про короля Лира. Которого я обозвала жадиной-говядиной, потому что он захотел приготовить яичницу, не разбив яиц. Ну, вы сами посудите — здорово мужик придумал. Я типа, отдаю вам, доченьки, по куску королевства, но буду ползать к вам в гости и проверять, как вы им руководите. Получается, вроде оно как было его, так и осталось. Это как мамина родственница. Сначала подарит, а потом постоянно спрашивает:
— А где та картиночка, которую я вам в тот раз подарила?
Или:
— А вы что МОЕЙ кофеваркой не пользуетесь?
Хотя это я зря. Тетка просто с придурью, а король Лир — намного серьезнее. Эгоист он и жулик, я вам точно говорю. Кроме учительницы по литре, никто полета моей мысли не заценил. Да и она посоветовала больше таких сочинений не писать и свободными темами не баловаться. Лучше брать проверенные темы. Там, где надо побольше цитат выучить и пару-тройку чужих авторитетных мнений. И ни в коем случае — ни одной собственной мысли.
— Кто ты такая, чтобы судить о великих произведениях?
— Я — читатель.
— Вот и молчи в тряпочку…
Получается, я ничего выдающегося не сотворила. А пора бы. А то школа закончится, и я ничего не успею.
— Давайте Черепашку-слизня доведем, а?
— И чем она тебя так задолбала?
Никто в классе не понимает моей упертой ненависти к Черепашке. Она никогда не вступает в откровенную конфронтацию. Вежливая. Ханжа. Пытается своими намеками показать, какие мы все недоумки. В ее ведении — наше поступление в институт. Она поддерживает какие-то тайные связи школы с подготовительными курсами и еще что-то там важное мутит.
— Если вы сейчас не получите нужных знаний — опозорите нас перед Университетом.
Черепашке нравится это слово «Университет». А мои предки говорят — в городе только один настоящий универ, со стародавних времен.
— Вопрос можно?