Школа выживания

– Я знаю, в кого превращаюсь! – резко выпалила я, вцепившись в ткань платья.

Он повернул голову и остановил на мне внимательный взгляд, выдержать которой оказалось ох как непросто. Пауза длилась и длилась. От волнения в висках стучала кровь, лицо горело.

– Похоже, Валерия, у вас накопилось множество вопросов и сюда вы пришли за ответами? – наконец улыбнулся он.

– Да. – Наши глаза встретились. – Мне посоветовали ни о чем не беспокоиться и жить как прежде.

– Вам сделали щедрый дар, позвольте заметить. Если параллельный мир, не дай светлые духи, узнает о таких, как вы, то финал бывает невеселым.

– И как мне жить, если я меняюсь?

– Справедливый вопрос.

– В таком случае вы расскажете? Объясните, почему они убивают таких, как я? Двуликих…

– Поразительно, вы только что произнесли это слово – «двуликий» – на чистом абрисском языке. Никакого акцента.

– Простите, я пока не различаю, когда использую их язык. Он звучит для меня как теветский.

Профессор сложил пальцы домиком.

– Думаю, вы знаете, сколько обязательных ключей[5] в светлых рунах?

– Один, – машинально ответила я. – Ключ «свет».

– Верно, всего один, и он заставляет руну пробуждаться. Созидательная магия проста и понятна. Она легко подчиняется, особенно обладателям истинного дара, переданного при рождении от родителей. Но темная магия изначально другая по природе. В основу любой темной руны закладывается семь ключей и каждый из них важен.

– Семь? – Я невольно посмотрела на ладонь со шрамом. Руна «знание» выглядела простой, как пять медяков: квадрат и несколько изогнутых линий.

Сама не знаю для чего, я вытерла влажную ладонь о платье и немедленно заметила внимательный профессорский взгляд.

– «Знание» является одним из таких ключей, – последовал ответ на невысказанный вопрос.

– Ясно, – смутилась я.

– Темная магия не любит небрежности, важен каждый ключ. Но разве может оценить эту важность человек, привыкший к простой и понятной магии света? Он не подчинит темноту, она слишком сложная. Последний двуликий, заявивший о себе в Абрисе, поднял из могил целое захоронение воинов. Возможно, он и не пытался создать армию живых мертвецов, но не справился с рунической вязью. Через ворота их перенесло в Тевет, кровавые последствия той авантюры вы изучали на уроках истории.

– Вы имеете в виду Десятилетнюю войну? – изумилась я.

Профессор кивнул.

Десятилетняя война началась именно с нашествия зомби, оживших мертвецов, неведомым образом перебравшихся через границу из Абриса. Они напали на мирный город на Третьем континенте и за одну ночь сожрали почти всех жителей. На этом месте теперь чернела Выжженная пустошь, потому что остановить давно умершую армию вышло только огнем. Абрис объявили агрессором и ответили ударом на удар. Война, к слову сказать, закончилась ничем. Миры подписали соглашение о ненападении, разорвали дипломатические отношения и перекрыли границы.

– Тогда ясно, почему они нас недолюбливают… – пробормотала я со смешком. – Что ж, воскрешать мертвецов я точно не стану.

– Зато какие можно создавать артефакты на основе темных и светлых рун, не находите? – многозначительно изогнул брови профессор.

– Нахожу, – согласилась я, понимая его намек.

Соблазн уничтожить границы и запреты действительно был велик до необъятности, но я не настолько жаждала славы, чтобы рисковать собственной головой.

– Вы что-то еще хотели узнать? – уточнил профессор.

– Да. – Я глубоко вдохнула, чтобы решиться. – Сердце Абриса… Что это?

На одно мгновение глаза Оливера Вудса расширились от изумления, но он быстро вернул самообладание. Видимо, железный контроль над эмоциями в клане Вудс являлся одной из семейных черт.

– Думаю, бесполезно спрашивать, где вы услышали про Сердце Абриса?

– Так и есть, – согласилась я.

Полуулыбка на лице старика стала деревянной, будто высеченной резцом. Я видела, как он напряженно думает и перебирает в уме слова, точно продвигается осторожными шагами по тонкому льду.

– Это очень древняя руна, идеальное сочетание семи ключей, – наконец прозвучал ответ-пустышка.

– И что будет, если эта очень древняя руна вдруг погаснет? – осторожно уточнила я, чувствуя, как сама мгновенно вступаю на тот же самый лед.

– Изменения.

– Необратимые?

– Как знать…

В пугающей тишине профессор повернул обода на колесах инвалидного кресла и рывками вырулил к столу.

– Записей о вас, милая барышня, не осталось, а я страдаю ужасной забывчивостью. Все время забываю людей, которые сюда приходят, о чем они говорят, какие вопросы задают. Возраст, знаете ли.

Он меня откровенно выставлял за дверь, давая понять, что раскрыл достаточно чужих секретов, но и я противиться не собиралась. Надо было переварить и осознать все, что прозвучало в профессорском кабинете. Поднявшись, я расправила длинную бархатную юбку, помяла в руках ридикюль.

– Спасибо, профессор.

Оливер Вудс не поднял головы и не оторвался от изучения манускрипта, лежащего перед ним на столе. Складывалось ощущение, будто я превратилась в человека-невидимку. Оставалось напоследок поклониться и уйти.