Школа выживания

– Крис, ты же знаешь, что ты моя единственная подруга и я ни за что не позволю тебе умереть? – не сводя глаз с переливающегося на груди подруги символа, уточнила я. В конце концов, если мне удается пробуждать абрисские знаки, то удастся и погасить. Наверное.

– Лерой, что ты…

Она не успела договорить, потому что в следующий момент я приложила ладонь к руне на ее груди. В руку ударило мощным магическим разрядом. Мгновенная вспышка света ослепила. Крис замычала и выгнулась дугой, в воздухе сильно запахло паленой кожей, а у меня перед мысленным взором мелькнул размытый образ мужского лица. Рыжеватые волосы, ледяные глаза стального цвета, крепко сжатый рот с узкими губами. Йен! Рисуя рунический узор, паладин вплел в вязь личную метку! А значит…

Прежде чем неведомая сила, способная разнести на осколки пространство, утянула меня к создателю руны, я отдернула руку. Потеряв сознание, подруга рухнула на подушку. На усеянной веснушками коже в разрезе кофты темнел похожий на татуировку рисунок. Чтобы привести Крис в чувство, пришлось похлопать ее по бледным щекам. Она с трудом разлепила веки и пробормотала:

– Я, кажется, умираю.

Хотя я прекрасно понимала, что теперь-то она точно будет жить, все равно поддалась панике.

– Я сейчас позову твою маму! – Вскочила с кровати и, высунувшись из комнаты, заорала на весь дом: – Матушка, Кристине нехорошо!

– И пить очень хочется, – простонала оживающая Крис. – И поесть было бы неплохо.

Матушка примчалась мгновенно, а увидев не слишком аккуратно выжженный след вместо живой руны, всплеснула руками и зарыдала:

– Светлые духи нас услышали!

Сбежать из дома Серебровых удалось до начала коллективной молитвы, пока вместе с ними не пришлось благодарить светлых духов за то, что я превратилась в уродца, способного управляться и со светлыми, и с темными рунами. Ну, или пока набожное семейство не разобралось, в чем дело, и не приравняло меня к ожившему светлому духу.

В сезон листопадов день стремительно убывал, а ночь наполнялась бархатной темнотой и была длинна до бесконечности. Когда я вышла из дома молельщика, на улицу, засыпанную опавшими листьями, опускались пахнущие острым холодом сумерки. По пешеходной мостовой уже шаркал фонарщик, зажигавший уличные огни…

Человек в черном, тот самый, с омнибусной остановки на Часовой площади, стоял на противоположной стороне улицы, рядом с фонарным столбом. Я точно споткнулась, заметив его, а когда направилась вдоль улицы, то он тоже начал двигаться. Он глядел под ноги, не пытался нагнать или перейти на мою сторону дороги. Сама не заметив, я ускорила шаг, а потом, поддавшись панике, бросилась бежать.

На омнибусной остановке была куча народа, в салон уместиться не вышло, пришлось по лестнице подниматься на крышу. Только я плюхнулась на лавочку, как меня подперли плечом. Скосив глаза, я увидела колени в черных кожаных штанах и перестала дышать. Сжала в карманах пальто кулаки и принялась лихорадочно соображать, где лучше выскочить. Городской рынок показался самым удачным решением, от него было рукой подать до стражьего участка.

Едва карета остановилась, я рванула вниз, надеясь затеряться в толпе и обмануть молчаливого преследователя, но, когда моя нога коснулась пешеходной мостовой, тело точно дернули за веревку. Последовал болезненный удар, даже в глазах потемнело. На сумасшедшую секунду почудилось, что я просто за что-то зацепилась и шибанулась лбом о брусчатку. Было бы все так просто… Подо мной оказалась не ледяная выщербленная мостовая, а грязные половые доски, и зловоние рынка сменилось на затхлый пыльный запах заброшенного дома.

– Попалась, тварь? – раздалось над головой.

Меня схватили за шиворот и заставили поднять голову. После резкого перемещения перед глазами плыло, и сфокусироваться на паскудно ухмыляющейся физиономии паладина Йена удалось не сразу.

– Черт, я тебя знаю, – сжав мне щеки пальцами, отчего рот невольно округлился, прошипел он. – Маленькая дрянь, лишившая меня фамильяра. Знал бы Вудс, кому спас жизнь. Смотрю, ты в своем Тевете созрела в урода?

Мне хотелось сказать, что единственный урод, притом не только моральный, в этой комнате он сам, но провоцировать безумца решился бы еще больший безумец. Я тяжело дышала, почти пыхтела и упрямо молчала.

– Ты же понимаешь, что я говорю? По глазам вижу, что понимаешь… Сейчас ты будешь хорошей девочкой и покажешь, как погасила мою метку, и тогда я не убью тебя.

Он склонился ко мне и прошептал на ухо:

– Но не могу говорить за других.

Невольно я покосилась на свидетелей издевательства, некоторые были совсем мальчишки, мои ровесники. Они скалились, следя за чужими унижениями. Не в той ли школе их учили, где из хороших детей вытравливали человечность?

Йен толкнул меня на пол и раскрыл над полом ладонь. Напряженная рука подрагивала, вокруг растопыренных пальцев заклубился черный дымок. Не отрываясь, я следила за тем, как он оставляет метку прямо на исхоженном, истертом паркете. Она походила на нарисованную ребенком каракулю, такая же впрядалась в рунический рисунок на груди Крис.

– Гаси, – кивнул паладин.

Я не пошевелилась.